Девочки - [71]

Шрифт
Интервал


К тому времени ранчо, каким его знала я, больше не существовало. Конец уже наступил: любая реплика была элегией по самой себе. Но во мне было столько радостной надежды, что я этого не заметила. Когда Том свернул на дорогу, ведущую к ранчо, во мне все так и подпрыгнуло: прошло всего две недели, совсем немного времени, но меня переполняли эмоции. И только когда я увидела, что все на месте, что все по-прежнему такое же живое, и странное, и полуреальное, то поняла, как боялась, что все это исчезнет. Все, что я любила, этот чудесный дом. Прямо как в “Унесенных ветром”, осенило меня, когда мы к нему подъехали. Илистый прямоугольник наполовину заполненного бассейна, с пятнами ряски и голого бетона, — все это снова станет моим.

Когда мы с Томом вышли из машины, я вдруг засомневалась, заметив слишком чистые джинсы Тома, его грузную бабью задницу. А вдруг девочки будут его дразнить, а вдруг пригласить его было плохой идеей? Все будет в порядке, сказала я себе. Я смотрела, как он переваривает то, что видит, — думала, он проникся, а он, наверное, видел запустение и выпотрошенные каркасы машин. Дохлую жабу, похожую на резиновую игрушку, которая плавала в бассейне. Но я уже давно не замечала этих деталей, как, например, язв на ногах у Нико, к которым пристали крошки гравия. Мои глаза уже привыкли к рисунку разложения, поэтому мне казалось, что я снова вернулась в круг света.

13

Увидев нас, Донна остановилась. Она тащила ком выстиранного белья, от него тянуло затхлостью.

— Проблемка! — загоготала она. — Проблемка! — Слово из давно забытого мира. — Эта дамочка вас что, арестовала? — спросила она. — Ваще. Невезуха.

Синяки у нее под глазами были похожи на темные полумесяцы, черты заострились, но моя радость при виде знакомого лица затмила эти детали. Донна, похоже, тоже мне обрадовалась, но когда я представила ей Тома, резко на меня глянула.

— Он меня подвез, — услужливо подсказала я.

Улыбка Донны увяла, она вскинула охапку белья повыше.

— Мне ведь сюда можно, да? — прошептал Том, словно я тут что-то решала.

Гостям на ранчо всегда были рады, в шутку изводили назойливым вниманием, так что я и не знала, с чего бы тут все могло поменяться.

— Да, — повернулась я к Донне, — можно ведь?

— Ну, — ответила Донна, — не знаю. Спроси у Сюзанны. Или у Гая. Ну да.

Она рассеянно хихикнула. Донна вела себя как-то странно, хотя мне-то казалось, что это обычный ее треп, — я слушала ее даже с некоторой нежностью. Она отвела взгляд, услышав, как что-то зашуршало в траве: ящерка металась в поисках тени.

— Пару дней назад Расселл видал тут пуму, — сообщила она куда-то в пространство. Вытаращила глаза. — Ваще, правда?


— Смотрите, кто вернулся, — сказала Сюзанна, полыхнув гневом в голосе. Как будто я сбежала от них на каникулы. — Думала, ты уже к нам и дорогу забыла.

Сюзанна прекрасно видела, как меня поймала миссис Даттон, но все равно поглядывала на Тома так, словно это из-за него я тут не появлялась. Бедняга Том бродил по заросшему травой двору, задумчиво подволакивая ноги, будто в музее. Морщил нос от запахов животных, переполненного нужника. У Сюзанны на лице, как и у Донны, нельзя было разглядеть ничего, кроме еле заметной оторопи: они уже напрочь позабыли о том, что существует мир, где за свои действия можно понести наказание. Мне внезапно стало стыдно за все мои вечера с Тамар, за все дни, когда я даже не думала о Сюзанне. Я сгустила краски, рассказывая о том, как жила у отца, — мол, меня ни на секунду не выпускали из виду, постоянно наказывали.

— Господи, — фыркнула Сюзанна. — Замок Дракулы.


Тень от ранчо растянулась по траве, будто странная комната под открытым небом, и мы забились в эту спасительную прохладу. В жидком вечернем свете висели рядками комары. Воздух дрожал от карнавального задора — я сидела в куче-мале знакомых тел, девочки выпихивали меня обратно в саму себя. Среди деревьев резко вспыхивал металл: Гай толкал машину на луг за домом, голоса метались эхом, стихали. Дремотные очертания детей, возившихся в сотах мелких лужиц, — кто-то забыл выключить шланг. Хелен куталась в плед, замоталась до самого подбородка, словно в шерстяные брыжи, а Донна пыталась его стащить, показать всем загорелое тело школьной королевы, синяк на бедре Хелен. Я не забывала о Томе, который неуклюже сидел в пыли, но больше всего радовалась, что снова, привычно, чувствую рядом Сюзанну. Она очень быстро что-то говорила, лицо у нее лоснилось от пота. Ее платье было грязным, но глаза блестели.

Я вдруг поняла, что Тамар с отцом еще на работе, вот смехота — я уже на ранчо, а они даже не знают, что я сбежала. Нико катался на трехколесном велосипеде, который он явно перерос, велосипед был ржавый и громко скрипел, когда Нико жал на педали.

— Славный малыш, — сказал Том.

Донна и Хелен расхохотались.

Том не понял, что он такого смешного сказал, но заморгал так, будто не прочь был это узнать. Сюзанна сидела в старом кресле с подголовником, которое они вытащили из дома, раздергивала стебелек мятлика. Я выглядывала Расселла, но его нигде не было видно.

— Уехал в город, ненадолго, — сказала Сюзанна.


Еще от автора Эмма Клайн
Папуля

Отец забирает сына из школы-интерната после неясного, но явно серьезного инцидента. Няня, работавшая в семье знаменитостей, прячется у друзей матери после бульварного скандала. Молодая женщина продает свое белье незнакомцам. Девочка-подросток впервые сталкивается с сексуальностью и несправедливостью. Десять тревожных, красивых, щемящих рассказов Эммы Клайн – это десять эпизодов, в которых незаметно, но неотвратимо рушится мир, когда кожица повседневности лопается и обнажается темная изнанка жизни, пульсирующая, притягивающая, пугающая.


Рекомендуем почитать
Аллегро пастель

В Германии стоит аномально жаркая весна 2018 года. Тане Арнхайм – главной героине новой книги Лейфа Рандта (род. 1983) – через несколько недель исполняется тридцать лет. Ее дебютный роман стал культовым; она смотрит в окно на берлинский парк «Заячья пустошь» и ждет огненных идей для новой книги. Ее друг, успешный веб-дизайнер Жером Даймлер, живет в Майнтале под Франкфуртом в родительском бунгало и старается осознать свою жизнь как духовный путь. Их дистанционные отношения кажутся безупречными. С помощью слов и изображений они поддерживают постоянную связь и по выходным иногда навещают друг друга в своих разных мирах.


Меня зовут Сол

У героини романа красивое имя — Солмарина (сокращенно — Сол), что означает «морская соль». Ей всего лишь тринадцать лет, но она единственная заботится о младшей сестренке, потому что их мать-алкоголичка не в состоянии этого делать. Сол убила своего отчима. Сознательно и жестоко. А потом они с сестрой сбежали, чтобы начать новую жизнь… в лесу. Роман шотландского писателя посвящен актуальной теме — семейному насилию над детьми. Иногда, когда жизнь ребенка становится похожей на кромешный ад, его сердце может превратиться в кусок льда.


Истории из жизни петербургских гидов. Правдивые и не очень

Книга Р.А. Курбангалеевой и Н.А. Хрусталевой «Истории из жизни петербургских гидов / Правдивые и не очень» посвящена проблемам международного туризма. Авторы, имеющие большой опыт работы с немецкоязычными туристами, рассказывают различные, в том числе забавные истории из своей жизни, связанные с их деятельностью. Речь идет о знаниях и навыках, необходимых гидам-переводчикам, об особенностях проведения экскурсий в Санкт-Петербурге, о ментальности немцев, австрийцев и швейцарцев. Рассматриваются перспективы и возможные трудности международного туризма.


Пёсья матерь

Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.


Найденные ветви

После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.