Девочки - [73]

— Чего ты разорался? — спросила Донна Тома. Она грубовато потрепала Нико по голове, как собачку — хороший, мол, песик.

— Он туда прыгнул.

Тома колотило от ужаса, брюки и рубашка промокли насквозь. В ботинках влажно чавкало.

— И?

Том вытаращил глаза, не понимая, что не нужно ничего объяснять, что так он сделает только хуже.

— Я думал, он свалился в бассейн.

— Но там ведь вода, — сказала Хелен.

— Мокрая такая штука, — посмеиваясь, добавила Донна.

— Нормально все с мальчишкой, — сказала Сюзанна. — Ты его напугал.

— Буль-буль-буль. — Хелен давилась от смеха. — А ты думал, он утонул, что ли?

— Он мог утонуть. — У Тома срывался голос. — За ним никто не присматривал. Он еще маленький, он не удержался бы на воде.

— Видел бы ты себя, — сказала Донна. — Ну ты и пересрал, вообще.

Том, выжимающий органическую жижу из рубашки. Хлам во дворе — весь в солнечных пятнах. Нико вскочил, встряхнулся. Тихонько посопел со странным, мальчишеским достоинством. Девочки смеялись, все хором, поэтому Нико легко улизнул, и никто даже не заметил его ухода. Я тоже сделала вид, будто совсем не испугалась, будто я знала, что все закончится хорошо, — потому что Том был таким жалким: паника прихлынула к лицу и никак не отступит, и даже ребенок и тот на него обиделся. Мне было стыдно за то, что я его сюда притащила, за устроенный им переполох, да еще Сюзанна посмотрела на меня так, что сразу стало ясно, какая дурацкая это затея. Том взглянул на меня, ища поддержки, но заметил, как я отстранилась, опустила глаза.

— Вы просто будьте поосторожнее, — сказал Том.

Сюзанна фыркнула:

— Поосторожнее, значит?

— Я работал спасателем, — дрожащим голосом сказал Том. — Можно утонуть даже на мелководье.

Но Сюзанна его не слушала, она посмотрела на Донну, скривилась. И я им тоже противна, подумала я. Этого я вынести не могла.

— Расслабься, — сказала я.

Тома это явно задело.

— Здесь просто отвратительно.

— Так уезжай, — сказала Сюзанна. — Как тебе такая идея?

В ней вибрировали спиды, она бессмысленно, злобно скалилась — даже злее, чем было нужно.

— Можно тебя на минутку? — спросил меня Том.

Сюзанна рассмеялась:

— Ну, все. Начинается.

— На минутку, — сказал он.

Я не знала, как мне быть. Сюзанна вздохнула.

— Ладно уж, поговори с ним, — сказала она. — Господи.

Том отошел в сторону, я поплелась за ним, словно боясь, что если подойду поближе — заражусь. Я то и дело оглядывалась на остальных, девочки вернулись на крыльцо. Мне хотелось к ним. Все в Томе меня раздражало — дурацкие штаны, всклокоченные волосы.

— Ну чего? — спросила я. Нетерпеливо, поджав губы.

— Даже не знаю, — сказал Том, — я просто… — Он замялся, взглянул на дом, подергал себя за рубашку. — Хочешь, я тебя отвезу обратно? У нас сегодня вечеринка, — добавил он. — В Международном доме.

Я знала, что это будет за вечеринка. Крекеры “Ритц”, зануды кучкуются вокруг мисок с водянистым рисом. Обсуждают СДО [17], сравнивают списки литературы. Я дернула плечом — еле заметное движение. Но он, кажется, принял этот жест всерьез.

— Давай я оставлю тебе свой номер, — сказал Том. — То есть номер телефона, который висит у нас в коридоре, просто попросишь, чтобы позвали меня.

Смех Сюзанны долетал до меня гулкими рас катами.

— Да не надо, — сказала я. — Тут, кстати, и телефона нет.

— Они не очень хорошие люди. — Том заглядывал мне в глаза.

Он был похож на сельского священника, совершившего обряд крещения — проникновенный взгляд, мокрые штаны липнут к ногам.

— Ты-то откуда знаешь? — У меня неприятно заполыхали щеки. — Ты их в первый раз видишь!

Том махнул рукой.

— Тут помойка, — сказал он, брызгая слюной, — неужели ты сама не видишь?!

Он тыкал пальцем в обветшалый дом, в джунгли разросшихся кустов. В распотрошенные машины, пустые цистерны и заплесневелые, кишащие муравьями пледы. Я тоже это видела, но не делала никаких выводов. Я уже отгородилась от него, и больше мне было нечего сказать.

Когда Том уехал, девочки, которым больше не нужно было переламывать себя из-за постороннего, стали снова — и гораздо сильнее — похожи на самих себя. Все, больше никакой мирной, сонной болтовни, никакого приятного молчания в дружеской обстановке. — Где же твой лучший друг? — спросила Сюзанна. — Твой старый приятель?

Дутый гнев, колени трясутся — а выражение лица совершенно пустое.

Они смеялись, и я старательно смеялась вместе с ними, но — сама не знаю почему — с беспокойством думала о Томе, который ехал в Беркли. Он был прав насчет хлама во дворе, его стало больше, да и Нико, наверное, вправду мог пострадать, и что тогда? Я заметила, что не только Донна — они все отощали: ломкие волосы, тупая опустошенность во взгляде. Когда они улыбались, видно было, что языки у них покрыты белым налетом, какой бывает у голодающих. Поэтому я, хоть и неосознанно, с надеждой ждала возвращения Расселла. Хотела, чтобы он прижал к земле мои разлетающиеся мысли.

— Сердцеедка! — присвистнул Расселл, заметив меня. — Ты вечно от нас сбегаешь и разбиваешь наши сердца.

Увидев знакомое лицо Расселла, я постаралась себя убедить, что на ранчо ничего не изменилось, но, когда он меня обнял, заметила какое-то пятно у него на скуле. Оказалось — бакенбарды. Они не топорщились, как обычные волосы, а были плоскими. Я пригляделась. И поняла, что они нарисованы — каким-то углем или подводкой для глаз. Меня это встревожило — сама извращенность, сама хрупкость такого обмана. Я сразу вспомнила одного мальчишку из Петалумы, который воровал в магазинах косметику, чтобы замазывать прыщи. Расселл гладил мою шею, делился крошками энергии. Было непонятно, злится он или нет. Зато когда он вернулся, остальные разом ожили и таскались за ним толпой, будто ощипанные утята. Я пыталась отвести Сюзанну в сторонку, брала ее под руку, как в старые времена, но она только улыбалась в ответ — рассеянная, еле живая — и стряхивала мою руку, видя одного Расселла.