Девочки - [75]

Шрифт
Интервал

— Спящая красавица, — прохихикала она.

Я снова постаралась улечься покрасивее. Из-за моей нервной возни простыня сбилась, я напряженно ловила каждый звук, думая, что это идет Сюзанна. Но в ту ночь она не пришла. Я ждала сколько было сил, прислушиваясь к каждому скрипу, к каждому стуку, но потом сдалась и забылась прерывистой дремотой.

Сюзанна же была с Расселлом, у него в трейлере. Они, наверное, трахались до духоты, Расселл бубнил в потолок свои планы насчет Митча. Представляю, как он подбирался к самому главному, а потом ловко обходил детали, чтобы Сюзанне казалось, будто они думают об одном и том же, что это и ее идея.

— Моя адская гончая, — ворковал он с ворочавшимся в глазах безумием, которое можно было принять за любовь.

Странно было думать, что Сюзанна на такое польстится, но да, на нее это действовало. Он трепал ее по голове — до такого нервного восторга мужчины обычно любят доводить собак, и можно представить, как нарастало напряжение, желание влиться в поток, который накроет тебя с головой.

— Это должно быть что-то большое, — говорил Расселл. — На что они не смогут закрыть глаза.

Я так и видела, как он наматывает на палец прядь ее волос, тянет, совсем легонько, так что Сюзанна и сама не знает, что это в ней дернулось — боль или наслаждение.

Он отворяет дверь, подталкивает к ней Сюзанну.


Весь следующий день Сюзанна была сама не своя.

То убегала — с таким лицом, будто куда-то опаздывает, — то о чем-то взволнованно шепталась с Гаем. Я ревновала, я отчаивалась, зная, что не могу тягаться с той ее частью, которой безраздельно владел Расселл. Она замкнулась в себе и обо мне почти не думала.

Я нянчилась со своим замешательством, выдумывала обнадеживающие объяснения, но когда улыбалась ей, она моргала в ответ, точно не сразу меня узнавала, точно я была незнакомкой, которая, например, просто вернула ей потерянную записную книжку. Я заметила, как запаивается ее взгляд, как она наглухо уходит в себя. Только потом я пойму, что это все были приготовления.


Мы поужинали разогретыми бобами, на вкус они отдавали алюминием, пригорелым соскребом со дна кастрюли. Потом — черствый шоколадный торт со слоем заиндевелой глазури. Есть решили в доме, поэтому все расселись на занозистом полу, пристроив тарелки на коленях. Над едой приходилось ссутуливаться, как пещерным людям, — впрочем, ели мало. Сюзанна тыкала пальцем в торт, смотрела, как он крошится. Во взглядах, которыми они обменивались, прорывалось с трудом сдерживаемое веселье, общий сговор, который обернется неожиданным праздником. Донна с многозначительным видом передала Сюзанне тряпку. Я ничего не понимала и в этом своем жалком недоумении была слепой, заискивающей.

Я набиралась духу, чтобы заставить Сюзанну поговорить со мной. Но, вскинув голову от мерзкой кашицы на тарелке, увидела, что она уже встала, повинуясь неизвестным мне указаниям.

Они куда-то уезжают, поняла я, когда бежала за ней, следуя за лучом ее фонарика. Всхлип, всплеск отчаяния: Сюзанна уезжает и меня с собой не берет.

— Возьми меня с собой, — сказала я.

Она стремительно рассекала траву, я изо всех сил старалась не отставать. Лица ее я не видела.

— Куда взять? — спросила Сюзанна, голос у нее был ровный.

— Туда, куда вы едете. Я знаю, вы ведь куда-то едете.

Бойко, колко:

— Расселл тебя никуда не звал.

— Но я хочу, — сказала я. — Пожалуйста.

Нельзя сказать, что Сюзанна согласилась. Но она замедлила шаг, чтобы я могла за ней угнаться, теперь я шла по-другому — с ней, а не за ней.

— Тебе нужно переодеться.

Я оглядела себя, пытаясь понять, что ее не устраивает: хлопковая рубаха, длинная юбка.

— В темную одежду, — сказала она.

14

Поездка была муторной и нереальной, как долгая болезнь. Гай за рулем, на переднем сиденье — Хелен и Донна, Сюзанна — сзади, я сидела рядом с ней. Она смотрела в окно. Внезапно наступила темная, глубокая ночь, машина проносилась под фонарями. Их сернистый свет скользил по лицу Сюзанны, по нашему общему оцепенению. Иногда мне кажется, что я так и сижу в той машине. Что какая-то часть меня до сих пор там.

В тот вечер Расселл остался на ранчо. Мне это не показалось странным. Сюзанна и все остальные были фамильярами, которых он выпускал в мир, и так было всегда. Гай — словно его секундант на дуэли, Сюзанна, Донна и Хелен соглашались на все. Руз тоже должна была поехать, но не поехала, — потом она сослалась на дурное предчувствие, мол, потому и осталась, но правда ли это, я не знаю. Или ее остановил Расселл, почувствовав в ней непреклонную нравственность, которая могла утянуть Руз в реальный мир? Руз, у которой был ребенок, Нико. Руз, которая была главным свидетелем обвинения, представ перед судом в белом платье, со строгим пробором в волосах.

Не знаю, сказала ли Сюзанна Расселу, что с ними поехала я, — этот вопрос так и остался без ответа.

В машине играло радио — до смешного чужеродная музыка к чужим жизням. Жизням, где люди готовятся ко сну, где матери соскребают с тарелок в мусорные ведра оставшиеся от ужина объедки курицы. Хелен нудела не затыкаясь — вот в Пизмо на берег выбросило кита, и правда, что ли, что это знак и теперь будет большое землетрясение? Она привстала на колени, словно эта идея ее взбудоражила.


Еще от автора Эмма Клайн
Папуля

Отец забирает сына из школы-интерната после неясного, но явно серьезного инцидента. Няня, работавшая в семье знаменитостей, прячется у друзей матери после бульварного скандала. Молодая женщина продает свое белье незнакомцам. Девочка-подросток впервые сталкивается с сексуальностью и несправедливостью. Десять тревожных, красивых, щемящих рассказов Эммы Клайн – это десять эпизодов, в которых незаметно, но неотвратимо рушится мир, когда кожица повседневности лопается и обнажается темная изнанка жизни, пульсирующая, притягивающая, пугающая.


Рекомендуем почитать
Пёсья матерь

Действие романа разворачивается во время оккупации Греции немецкими и итальянскими войсками в провинциальном городке Бастион. Главная героиня книги – девушка Рарау. Еще до оккупации ее отец ушел на Албанский фронт, оставив жену и троих детей – Рарау и двух ее братьев. В стране начинается голод, и, чтобы спасти детей, мать Рарау становится любовницей итальянского офицера. С освобождением страны всех женщин и семьи, которые принимали у себя в домах врагов родины, записывают в предатели и провозят по всему городу в грузовике в знак публичного унижения.


Найденные ветви

После восемнадцати лет отсутствия Джек Тернер возвращается домой, чтобы открыть свою юридическую фирму. Теперь он успешный адвокат по уголовным делам, но все также чувствует себя потерянным. Который год Джека преследует ощущение, что он что-то упускает в жизни. Будь это оставшиеся без ответа вопросы о его брате или многообещающий роман с Дженни Уолтон. Джек опасается сближаться с кем-либо, кроме нескольких надежных друзей и своих любимых собак. Но когда ему поручают защиту семнадцатилетней девушки, обвиняемой в продаже наркотиков, и его врага детства в деле о вооруженном ограблении, Джек вынужден переоценить свое прошлое и задуматься о собственных ошибках в общении с другими.


Манчестерский дневник

Повествование ведёт некий Леви — уроженец г. Ленинграда, проживающий в еврейском гетто Антверпена. У шамеша синагоги «Ван ден Нест» Леви спрашивает о возможности остановиться на «пару дней» у семьи его новоявленного зятя, чтобы поближе познакомиться с жизнью английских евреев. Гуляя по улицам Манчестера «еврейского» и Манчестера «светского», в его памяти и воображении всплывают воспоминания, связанные с Ленинским районом города Ленинграда, на одной из улиц которого в квартирах домов скрывается отдельный, особенный роман, зачастую переполненный болью и безнадёжностью.


Воображаемые жизни Джеймса Понеке

Что скрывается за той маской, что носит каждый из нас? «Воображаемые жизни Джеймса Понеке» – роман новозеландской писательницы Тины Макерети, глубокий, красочный и захватывающий. Джеймс Понеке – юный сирота-маори. Всю свою жизнь он мечтал путешествовать, и, когда английский художник, по долгу службы оказавшийся в Новой Зеландии, приглашает его в Лондон, Джеймс спешит принять предложение. Теперь он – часть шоу, живой экспонат. Проводит свои дни, наряженный в национальную одежду, и каждый за плату может поглазеть на него.


Дневник инвалида

Село Белогорье. Храм в честь иконы Божьей Матери «Живоносный источник». Воскресная литургия. Молитвенный дух объединяет всех людей. Среди молящихся есть молодой парень в инвалидной коляске, это Максим. Максим большой молодец, ему все дается с трудом: преодолевать дорогу, писать письма, разговаривать, что-то держать руками, даже принимать пищу. Но он не унывает, старается справляться со всеми трудностями. У Максима нет памяти, поэтому он часто пользуется словами других людей, но это не беда. Самое главное – он хочет стать нужным другим, поделиться своими мыслями, мечтами и фантазиями.


Разве это проблема?

Скорее рассказ, чем книга. Разрушенные представления, юношеский максимализм и размышления, размышления, размышления… Нет, здесь нет большой трагедии, здесь просто мир, с виду спокойный, но так бурно переживаемый.