Девочка в гараже - [40]

Как бы тяжело ни было слушать ее рассказ, какими бы шокирующими ни оказались ужасные подробности случившегося, я не расплакалась, не взорвалась и не убежала. Уйти я не смогла бы, даже если бы захотела: помещение охранялось, требовалось ждать пять-десять минут, когда придет надзиратель. В такой ситуации спастись бегством я не могла. Пришлось остаться и дослушать Карен. Узнать про кошмар, от которого ей никогда не очнуться.

– Понимаю, я крупно влипла, – вдруг выпалила она.

Так ее тревожат собственные неприятности? А не то, что она лишила жизни родную дочь? Неужели все годы жестокостей, которым она подвергала Ханну под влиянием наркотиков, алкоголя и дурного общества, ничего не значили? Убийство дочери – «крупно влипла»? Это же дикость! Мы говорили о злодеяниях, жестокостях и убийстве, а Карен думала лишь о том, как «влипла» она сама.

Больше года назад я сообщала сотрудникам УДС, что беспокоюсь за безопасность Ханны. Мне напомнили, что больше я не опекаю детей Бауэр. Детей вернули матери, за ними присматривает Управление. А теперь мои худшие опасения подтвердились. Я потрясенно, не веря, качала головой.

Этого не может быть. Я вовсе не сижу напротив Карен Бауэр и не слушаю, как она убила свою пятилетнюю дочь. Милую малышку, которую в нашей семье все обожали. Все это слишком чудовищно. Слишком безумно. Этому зверству не должно быть места в моей жизни.

И все-таки оно было.

Карен спросила, известно ли мне что-нибудь об остальных ее детях. Я ответила отрицательно. Тогда она сообщила, что ее только что приговорили к двум годам женской тюрьмы в Ласке за крупную кражу. До меня вдруг дошло: нехорошо, что Карен выкладывает мне все подробности. Может, сейчас ей от этого и легче, но вскоре вмешаются адвокаты и будут недовольны тем, что признательные показания выслушала мирянка-капеллан, опекавшая детей Карен. Пора заканчивать.

– Карен, мне пора домой, к семье.

– Вы приедете ко мне снова? – дрогнувшим голосом спросила Карен. – Здесь так тяжело, и никто не хочет навещать меня. Ни родители, ни друзья.

Какие-такие друзья? Я знала, что многие из тех, с кем она общалась, наркоманы. С какой это радости им приезжать в тюрьму? А другие наверняка разозлились, узнав, что она натворила. И кто же будет навещать ее? Я. Господи, зачем ты призвал меня для этой цели? Кто я такая?

– Да, я постараюсь приехать снова. Для меня это нелегко. Мои близкие не хотят этого, но я попробую.

Все это слишком чудовищно. Слишком безумно. Этому зверству не должно быть места в моей жизни. И все-таки оно было

Я нажала кнопку внутренней связи на стене и попросила надзирателя прийти за Карен. Нам оставалась пробыть наедине всего несколько минут. Хоть я и считала, что Карен ожесточилась сердцем, я видела облегчение в ее глазах: теперь ей было больше незачем скрывать правду. Я спросила, можно ли мне помолиться вместе с ней. Она кивнула, я взяла ее за руки. Я молилась о том, чтобы истина открылась и чтобы Бог явил Карен свою милость и любовь, ибо она стремится к Нему. Моей молитвой руководил Святой Дух, в этом я не сомневалась. Пока мы молились, меня вдруг поразила ужасная мысль: я держу за руки убийцу, отнявшую жизнь у Ханны.

Мой голос дрогнул. Я поняла, что мне надо скорее укрыться в своей машине, где можно вдали от всех выплакаться Богу. Сердце переполнилось до отказа, больше оно ничего не могло вместить. Меня затошнило, словно я выпила отраву. Требовалось срочно найти ведро. Ему должен был уподобиться Господь. Только он мог совладать с таким злом.

После того как я произнесла «аминь», мы с Карен поднялись и молча направились к двери. Мы слышали, как одна за другой отпираются двери, как по лабиринту коридоров к нам идет надзиратель. Пока открывались двери зоны посещений, мы еще раз обнялись.

Карен уже выходила в дверь, когда я спохватилась:

– Да, еще вопрос!

– Какой?

– Почему вас держат в тюремной больнице?

Поколебавшись немного, она отвела глаза и ответила:

– Потому что мое дело получило широкую огласку, а еще… я беременна. Пятый месяц.

III. Последствия

11. Важнейший из вопросов

Мы все – я, Эл, Сэди, Хелен и Чарльз – в молчании вышли из дома и сели в машину. Над нами свистал обычный для Вайоминга надоедливый ветер, но этим утром он казался теплым и уютным одеялом. Мое сердце, застывшее в сокрушительном горе, нуждалось в этом утешении.

Мы пристегнули ремни и приготовились к печальной поездке на похороны Ханны. По шоссе вдоль реки Норт-Платт в сторону кладбища Натрона-Мемориэл-Гарденс мы ехали все так же молча. Никто из нас не был готов принять реальность злодеяния, убившего Ханну. Двадцатиминутная поездка оказалась слишком короткой. Нам требовалось больше времени.

Двенадцать дней прошло с тех пор, как я навестила Карен в тюрьме и выслушала ее шокирующие откровения. Представляет ли она похороны своей дочери сейчас, сидя у себя в камере? Горюет ли о ребенке, которого у нее больше нет только из-за ее насильственных действий? Что думает о ребенке, которого сейчас носит под сердцем, – о ребенке, которого никогда не сможет вырастить сама?

Мне вспомнились времена, когда я возглавляла Центр помощи. Однажды вечером я, возвращаясь домой, вела машину по одной из наименее оживленных боковых дорог и остановилась у перекрестка, среди полыни, грязи и сухой травы. Наступали сумерки, я подняла глаза к небу. На нем сгущались серые тучи.