Девочка в гараже - [38]

– Вы знакомы с ней лично? – спросила Джин. – Знаете, про нее ведь в газете писали.

– Да, я ее знаю, – негромко подтвердила я. Джин минуту смотрела на меня. И наверняка поняла, что я недавно плакала.

– Ладно, дорогая, можете проходить. Держитесь, ладно?

Я была благодарна Джин за попытку утешения, но мне не хватило душевных сил ответить на нее. Я слабо улыбнулась и направилась к входу для посетителей.

Ноги отяжелели. Я едва переставляла их, шаркая по полу. Каждый шаг превратился в ожесточенную битву. К тому моменту, как дверь вестибюля плотно закрылась за моей спиной, по моим щекам струились слезы. Бумажный платок нашелся только один, его на них не хватило. Я знала: замок на двери для посетителей щелкнет и откроется, как только я появляюсь на мониторах охраны. И я должна быть спокойна. Должна владеть собой.

– Господи, помоги, – взмолилась я.

Вдруг меня окутало тепло, словно незримые нежные объятия. С макушки до пальцев ног меня охватила безмятежность, успокоила душу и тело. Вспомнилось мое уютное стеганое одеяло в холодную снежную ночь. Но тепло не просто укрывало – оно наполняло меня внутри. Бремя тревоги, давившее на грудь, рассеялось. Руки больше не дрожали. Я не просто перестала плакать – слезы высохли. Господь дал прямой и незамедлительный ответ на мою молитву.

Неужели мне была дарована благодать? Благодать отнестись к Карен Бауэр так, как Иисус? И Бог подготовил меня к тому, чтобы я стала руками, ногами и устами единственного, кто по-настоящему любит наши души? Как Он хотел распорядиться своей сверхъестественной благодатью? Откуда-то я знала, что она дарована не только мне, но и Карен. Я приходила в трепет при мысли, что Бог явил свое чудо через меня.

Ноги отяжелели. Я едва переставляла их, шаркая по полу. Каждый шаг превратился в ожесточенную битву

Замок открылся. Я потянула дверь на себя и шагнула в короткий коридор. Щелкнула новая дверь: надзиратель уже ждал.

– Добрый вечер, – поприветствовал он безучастно.

– Добрый вечер.

Я направилась к особой зоне, отведенной для посещений адвокатов и капелланов. Надзиратель предложил мне выбрать любую комнату: здесь больше не было ни души.

– Вы к Бауэр, верно? – спросил он.

– Да, сэр.

Надзиратель скрылся за дверью зоны посещений. Сквозь застекленное окошко мне было видно, как он идет к следующей внутренней двери. Вытянув из-под столика пластиковый стул, я передвинула его так, чтобы сразу увидеть, как надзиратель возвращается вместе с Карен. Я считала, что смогу лучше подготовиться к встрече, если увижу ее еще до того, как откроется дверь. Меня мучили запахи хлорки и пота. В тюрьме часто так пахло. Но тем вечером вонь казалась особенно острой.

– Сейчас надзиратель приведет Карен, Деб, – прозвучал из динамика голос Джин. – Придется подождать несколько минут. Ее надо вывести из тюремной больницы, – я помахала рукой в камеру, висевшую в углу под потолком, – мол, спасибо, все слышу. А почему из тюремной больницы? Карен больна?

Прошло несколько минут, и лязгнули металлические двери во внутреннем коридоре. Наконец в застекленном окне на двери возникла Карен, одетая в темно-синюю тюремную робу. Она все всматривалась в окно, и наши взгляды встретились. Узнав меня, она подняла брови. Мы обменялись беглыми улыбками, и надзиратель дал по рации команду на пульт охраны: отпереть дверь зоны особых посещений.

Зачем я улыбнулась ей? Она убила Ханну!

Кто я здесь – капеллан, вестник милости Божьей? Или мать патронатной семьи, у которой убили любимого подопечного?

Толкнув тяжелую дверь, надзиратель велел Карен проходить. Потом кивнул мне и скрылся за дверью, плотно прикрыв ее.

– Заключенная Бауэр отконвоирована в зону посещений с целью духовного визита, – передал он по рации, прежде чем исчезнуть из виду.

С целью духовного визита? Значит, вот что это такое? Я не была уверена, каким окажется посещение, но не могла назвать свое душевное состояние типичным для подобных визитов. В моей душе царило смятение.

Я вдруг заметила, что раскрываю Карен объятия. Мы с ней обычно обнимались при встрече, этот жест казался совершенно естественным. Встретиться и не обняться было бы гораздо более неловко. Такой поступок свидетельствовал бы о моей душевной ожесточенности. Иисус обнял бы ее, подумала я.

– Вы приехали! – Я услышала в ее голосе удивление и облегчение. И поняла, что она понятия не имела, с кем на встречу ее вели. Не представляла даже, приеду я или нет. – Спасибо, – тихо добавила Карен.

Я слегка улыбнулась, но промолчала. Мы взяли пластиковые стулья и поставили их по обе стороны от маленького пластикового столика в одной из комнатушек.

– Вы знаете, где сейчас мои дети?

– Четверо – в патронатных семьях. Не знаю, нашли уже Эндрю или нет. А Деэнн по-прежнему у ваших родителей, – серьезным тоном ответила я.

Секунды бежали, а мы молчали, не глядя друг другу в глаза.

– Наверное, вы уже знаете, что случилось, – не выдержала Карен.

– Знаю, но немногое, – я сложила руки на коленях.

Молчание.

Карен посмотрела в пол, затем вскинула глаза на меня. С виду она нервничала, но это еще не значило, что она переживает. Ни слез, ни признаков стресса или раскаяния. Я внимательно смотрела на нее и ждала. И ощущала присутствие Бога в комнате. Я знала, Он рядом: я чувствовала необъяснимое спокойствие и здравость рассудка. Наверное, эмоции нахлынут потом, когда я покину тюрьму. Но в тот момент мой дух был безмятежен.