Из Пекина пришла бумага, в которой китайское правительство благодарило меня за помощь в развитии народного хозяйства КНР. К бумаге была приложена медаль «Дружба», к медали — розовое удостоверение за подписью председателя Мао.
Лю зачитал послание от местного руководства. «Теперь мы сможем самостоятельно идти дальше… Догоняя и перегоняя… Теперь у нас новый этап — этап взаимного обмена опытом и взаимной учебы…»
Мне было не до тонкостей формулировок. Я чувствовал себя слишком усталым.
Самое страшное — я не мог никак выяснить, где же находится Мэй-мэй, какой у нее адрес и что с ней…
Я писал, звонил. Все без толку. На мои запросы не отвечали.
Меня отправили в Союз первым же рейсовым самолетом.
Была надежда, что транзитный самолет окажется набитым до отказа, и я еще выгадаю день-два, найду хоть какой-нибудь след Мэй.
Меня втиснули сверхкомплектным пассажиром, багаж пообещали доставить в Урумчи следующим рейсом.
Простился с друзьями. Не со всеми, правда. Гаврилов лежал в госпитале — тоже из-за купанья в реке. Поддубный пообещал навести справки о Мэй-мэй. Как? Ведь языка он не знает, связан официальным положением по рукам и ногам.
— Попробуй в Москве, через посольство, — посоветовала Маша, сама не веря в сказанное.
— Попытаюсь… Напишу, как долетел. Скоро встретимся.
Ян Хань не пришел провожать: занят. Он теперь стал большим начальником.
Прибежал повар Ван, сунул на память гравюру с видом Ваньшоушаня. По сей день гравюра висит у меня над столом. Я завещал ему волнистых попугаев. Маше нельзя было поручать такого тонкого дела, как попугаи.
Под плоскостью стоял бензовоз. Я с грустью поглядел на машину.
Вижу, выходит в комбинезоне Сюй — Боря. Подошел.
— Веня, не обижайся. Я насчет собрания… Сам понимаешь… — Он оглянулся. — Помнишь про Цзянь Фу?..
— Сюй, я не в обиде. Выше голову! Перемелется — мука будет. Как насос-то, гоните? Работает на трех тысячах оборотов?
— Нет… Перегорел. Вручную качаем… До свиданья, Вэй! Не забывай!
Я вошел в самолет. Убрали сходни. Загудел мотор.
Я не смотрел, как отрывались. Уже темнело. Вдоль полосы горели светофоры. Знакомая картина.
Только вдруг кабину самолета залило светом. Мы поднялись выше, здесь еще царствовало заходящее солнце. Сразу сделалось легче — без солнца человеку становится грустно.
И до боли резанула мысль, что улетаю навсегда, что там, внизу, осталась моя Мэй и никогда я ее не увижу. Никогда!
Я приподнялся в кресле. Захотелось посмотреть вниз, в темноту, туда, где осталась моя любовь.
Неожиданно увидел на лацкане пиджака соседа точно такую же медаль, как у меня, китайскую медаль «Дружба».
— Посмотри, посмотри… — вдруг заволновался сосед. — Горит земля. Силы народные и деньги летят на ветер. Ни один из героев Салтыкова-Щедрина не додумался бы до такого головотяпства…
Я прильнул к иллюминатору.
В этой части Китая населенные пункты сравнительно редки. Вот проплыло внизу что-то вроде городских огней. Но ведь деревни не электрифицированы.
— Костры, что ли? — спросил я.
— Садись, — по-своему истолковал сосед мой вопрос. — Черт знает что… Доменные печи деревенские. Лечу с Аньшаня, там производство сворачивают. Я металлург. — Он нервно расстегнул внутренний карман пиджака, стал показывать какие-то дипломы, документы. — Металлург! Посмотрел бы под Тайюанем. Огромный завод мы выстроили, помогли. Вон впереди сидят ребята с Тайюаня. А кругом эти печурки. Тьфу! Ничего не понимаю! Как во сне…
Он положил документы в карман.
— Бесполезная трата сил и денег. Авантюризм чистой воды.
Я решил заглянуть в кабину летчиков. Дойдя до двери, обернулся.
У всех пассажиров на груди поблескивали медали…
