Девочка и мертвецы - [46]

— Давненько, эт точно, — рассмеялся Рыбнев.

— Закат чудесный. — Саша хитро улыбнулась. — Скажи, Рыбнев: смог бы ты докинуть камешек до заходящего солнца?

— Ты же знаешь, — Рыбнев усмехнулся, — что я — чемпион по метанию учебной гранаты; у меня даже специальный диплом ФСД есть за подписью самого Рикошета Палыча.

— Я так долго тебя не видела, не разговаривала с тобой… — жалобно протянула Саша. — Кажется, я всё о тебе позабыла!

— Ну, гляди…

Рыбнев протянул руку и отломал кусок намерзшего на трубу льда. Взвесил в руке: тяжелый. Поднялся, прищурил глаз: до горизонта далековато будет, да и крыши большую его часть загораживают. Ну да ничего. Саша разницы всё равно не заметит.

— Ты сможешь, Рыбнев! — воскликнула Саша и беззаботно засмеялась.

— Еще бы! — крикнул Рыбнев, с наслаждением вдыхая чистый морозный воздух, размахнулся и кинул.

Полетела ледышка: над черными крышами полетела, над седыми дымками, над промороженными человеческими судьбами — прямо вдогонку за солнцем.

— Ну как? — спросил Рыбнев, плюхаясь на снег рядом с Сашей, обнял ее. — Довольна?

Саша вглядывалась в закат.

— Рыбнев, смотри! Смотри! — Она вдруг подскочила. — Кажется, на солнце была вспышка! Ты докинул все-таки! Докинул!

Рыбнев расхохотался. Саша наклонилась к нему, прижала ладошки к щекам, серьезно заглянула в глаза:

— Рыбнев, скотина ты этакая: как же я тебя люблю!

Рыбнев чмокнул ее куда-то неопределенно, между губами и носом, ближе к левой щеке.

— Ладошки-то у тебя холоднючие. Простуды нам еще не хватало. Пошли-ка горячего чаю сообразим, Сашка.

— Пошли, — счастливо прошептала Саша. — Пошли.

Глава десятая

Посреди ночи раздался телефонный звонок. Рыбнев выполз из-под теплой Сашиной руки, взял трубку.

— Алло!

— Добрый вечер, Рыбнев, — вкрадчиво сказала трубка.

Рыбнев взглянул на часы:

— Утро скоро, Рикошет Палыч.

— Заглянешь на площадь? — деловито осведомилась трубка. — Тут костер. Верхние языки пламени чуть не до неба: красота незабываемая.

— Приду, куда денусь, — сказал Рыбнев. Повесил трубку и в темноте пошел искать штаны.

— Рыбнев, ты уже уходишь? — сонно спросила Саша.

— Начальство вызывает, — признался Рыбнев.

Саша села на кровати, кулачками потерла глаза:

— Рыбнев, не уходи. Побудь со мной до утра: я мечтаю хоть раз проснуться раньше тебя.

— Не могу, родная, — сказал Рыбнев.

Саша в теплой ночнушке проводила его до двери. Обняла Рыбнева, прошептала:

— Не хочу отпускать.

— Надо, Сашенька.

Она надула губки:

— Что с тобой, Рыбнев? Ты какой-то чужой. — Саша охнула. — Неужели ты сегодня уже уезжаешь?

— Нет, не сегодня, — сказал Рыбнев. Он хотел сказать Саше о том, что у него чувство, будто у пропасти стоит. А вокруг темень непроглядная, и неизвестно, в какой именно стороне пропасть, а в какой — твердая земля. Один неправильный шаг — и сорвешься. Но Рыбнев не особо верил в предчувствия и решил не пугать Сашу попусту.

— Скоро буду, — сказал Рыбнев, поцеловал Сашу в щечку и ушел по скрипучей лестнице.

Глава одиннадцатая

Основной костер и вправду был большой; походил на индейский шатер, охваченный прожорливым пламенем. Вокруг расположились костерки поменьше, на которых жарили мертвяков, наглухо примотанных к вертелам. У каждого такого костерка стоял повар и солдат с автоматом. Народу было много, но пили умеренно; бойцы так вообще не пили и с завистью смотрели на хмурых краснолицых гражданских, которые стукались початыми бутылками. Веселых криков и песен, как в прошлую попытку праздника, почти не наблюдалось — в людях присутствовала холодная злая уверенность, что этот ранний завтрак (или поздний ужин) — самая лучшая месть мертвякам и о празднике не может быть и речи: для пушкинских это было продолжением боя.

Рыбнев обошел костер, но Рикошета Палыча не нашел. Нечаянно въехал плечом в молодого парня с залитым кровью лицом. Парень извинился и попросил у Рыбнева сигарету. Рыбнев, сжалившись над парнем, отдал ему всю пачку. Парень вежливо поблагодарил и спросил:

— Как вам погодка?

— Холодно, — честно ответил Рыбнев.

— Весной пахнет, — сказал парень и исчез в глухой подворотне.

— Любезный Рыбнев! Как хорошо, что ты пришел!

Рыбнев обернулся и пожал руку возникшему будто из-под земли Рикошету Палычу. Рикошет Палыч как всегда был одет элегантно, но не по погоде: белое пальто до пят, через плечо перекинут полосатый красно-белый шарф, на голове — изящная фетровая шляпа с гусиными перьями.

— Вам не холодно, Рикошет Палыч? — спросил Рыбнев, с детским страхом и любопытством разглядывая одежду начальства. — Не по сезону вы как-то.

— Главное, любезный Рыбнев, закаляться: не только телом, но и духом, — ответил Рикошет Палыч. Сделал серьезное лицо. — Мне надо с тобой кое-что обсудить.

— Я тоже хочу кое-что обсудить, — сказал Рыбнев, дивясь собственной смелости, и выпалил: — Хочу жениться, Рикошет Палыч. Уволиться из службы и жениться.

— Чудеса да и только! — Рикошет Палыч, кажется, не выглядел удивленным. Он ловко забрал у проходившего мимо мужичка в красной вязаной шапке шампур с ломтями мяса и печеной картошечкой в мундире. Откусил сам, предложил Рыбневу. — Будешь?

— Нет, спасибо, — сказал Рыбнев.

— Эх, Рыбнев-Рыбнев, — сказал Рикошет Палыч, всовывая рассерженному мужичку в руку червонец. Мужичок расцвел, раскланялся и отчалил. Закричал: «Платоныч! Водки налей и поскорее!»