Девица с выкрутасами - [5]

— Ну, сначала, что ли?.. Раз ты настаиваешь…

— Начало было в раю, когда имело место коллективное потребление витаминов. Потом всё уже только повторялось.

— Категорически протестую против сравнения несчастного добропорядочного Адама с преступником Климчаком!

— Хватит ёрничать! Это я не позволю называть несчастного Климчака преступником!

Кайтусь моментально оценил ситуацию и, заметив гневные искорки в глазах Патриции, счёл, что ссора ему ни к чему, а по-хорошему, глядишь, удастся отбрехаться, да ещё, возможно, по обоим направлениям, и тут же сменил фронт.

— Ругаться будем или обсуждать? — недовольно спросил он.

Патриция тоже отступила. Уж очень хотелось всю подоплёку этого мутного дела. Вот выудила же при случае фамилию насильника. Раньше Кайтусь её не называл, а первую страницу дела она не нашла.

— Ладно, ладно, но на каком основании ты называешь Климчака преступником?

— Он же Стасю изнасиловал.

— С чего ты взял? — с удивлением фыркнула Патриция.

Теперь удивился Кайтусь:

— То есть?

— Давай официально. Сформулируй-ка определение изнасилования.

Холодно, вежливо и с явной подначкой… Эта стерва крепко держится в седле. Кайтусь напрягся, чувствуя пробуждающийся азарт. Ему нравились такие интеллектуальные поединки. Патриция была отличным противником, в том числе и поэтому он так хотел её заполучить.

— В Уголовном кодексе есть определение: изнасилование — это половое сношение с применением насилия или угрозой его применения к потерпевшей или другим лицам либо использование беспомощного состояния потерпевшей, — оттарабанил Кайтусь.

Чуть помолчав, Патриция слегка изменила направление и пролепетала сладчайшим голоском:

— Половое сношение… Насилие, говоришь… А как же быть с самообороной?

— Какой ещё обороной?

— Ну, обороняться же надо до последнего. А если потерпевшая перестала защищаться, значит, и нет никакого изнасилования.

Кайтусь отрицательно замотал головой:

— Это раньше так было, теперь на это иначе смотрят. Трудно от женщины требовать, чтобы, имея дело с каким-нибудь сильным гадом или несколькими мужиками, в конце концов она не выбилась из сил.

— Ага. Таким образом констатируем, что в старинном городе Плоцке завёлся сильный гад, бандюга и извращенец Климчак, который, напав ни с того ни с сего на хрупкую невинную девочку Стасю, вызвал у неё такое помрачение ума, что она отправилась с ним в дальнюю поездку на окраину города. Заметь, весьма охотно и без малейшего сопротивления. А потом так удивилась оказанному ей вниманию, что впала в прострацию…

Кайтусь в этом разговоре чувствовал себя уверенно, так как видел, что Патриции далеко до сути дела, но бдительности не терял, уж слишком многое ей оказалось известно, и поспешил вставить словцо:

— Вот именно. И не могла защищаться.

— Что за неожиданность…

— Ничего удивительного. Юной невинной девушке и в голову не могло прийти, что задумал прилично выглядевший молодой человек, брат её подруги…

— Ты уж как-нибудь определись. То извращенец, то приличный молодой человек.

— Внешность обманчива, — назидательно напомнил Кайтусь. — А откуда ты вообще всё это знаешь?

Патриция не скрывала источника своих обширных знаний:

— Из тех материалов дела, что валялись у тебя на столе, я же говорила. Надо было, конечно, просмотреть их повнимательнее, ведь показания — сплошной идиотизм, но кое-что я углядела. Сдаётся мне, что главную, хотя и непонятную роль играет там некая, как её… погоди… Зажицкая. Весьма непоследовательная особа. То Стася у неё — знойная гетера, то Климчак — озверевший эротоман. Похоже, это она всю кашу заварила. Верно?

— Уж лучше озверевший эротоман, — твёрдо заявил Кайтусь, которого жертва-гетера никак не устраивала, а машину на два месяца выиграть хотелось. — Но ты права, мотором всего дела является Зажицкая, в последний раз она всех собак на Климчака вешала, а на какой стадии будет в суде, один бог знает. Как ты эту Зажицкую вычислила?

— Про неё-то как раз у тебя целая страница была, ещё и с комментариями на полях.

— На кой чёрт я это вообще туда-сюда таскал…

Прокурор перестал скрывать свои опасения по поводу успеха на предстоящем процессе. Из тактических соображений он даже их преувеличил, подкрепляя силы коньячком с закуской. Иллюзий он не питал и понимал, что Патриция украденный денёк так за здорово живёшь не простит… А ведь он уже клялся всеми святыми… Приходилось только надеяться, что удастся задурить ей голову и отбрехаться. Доказательств у неё, в конце концов, никаких, а там уж что-нибудь придумается. Лишь бы не сегодня, не сей момент! Пусть уж лучше сосредоточится на споре об этом уголовном деле, а так, глядишь, она отмякнет, и всё само собой утрясётся.

Патриция становиться мягкой и забывчивой даже не думала. Ей уже исполнилось тридцать, девичьи иллюзии остались позади, и сомнений по поводу кобелиной сущности Кайтуся у неё не возникало. Зато возникал протест. Она не намерена была тащиться в длинном хвосте поклонниц и существовать в гареме, о чём и поведала Кайтусю с самого начала и прямым текстом. Он горячо поклялся, что встанет на путь исправления. Твёрдо. На всю оставшуюся жизнь! Долой других баб! Патриция — единственная в мире и навсегда таковой останется!