Дева и Змей - [129]

Вот, значит, как.

Вот что по-настоящему важно: не сказка, не выполнение желаний — вспышка боли в глазах. Значит, не просто упырь, не просто злой гений, значит, — влюблен, и любовь настоящая. Нечеловеческая, но такая понятная. Если он не лжет, Элис нечего бояться.

— При чем тут честность? — поинтересовался Драхен, щурясь на солнце.

— Вы я вижу, не просто мысли читаете.

— Не просто. До какого-то момента ход ваших рассуждений виден достаточно ясно. Господин Гюнхельд, та, кого мы знаем как Элис Ластхоп, нужна этому миру, от нее многое зависит, в том числе и мое собственное существование, поэтому честность тут действительно ни при чем, равно как и любовь, если уж на то пошло. Правда, вашему возрасту свойственно искать романтику даже там, где действуют совсем иные законы и правила.

В пику упоминанию о возрасте, Курт не стал возражать. Это, говорят, один из признаков взросления.

— Не спешите с решением, — продолжил Змей, — я не жду, что вы определитесь сию минуту, поэтому выбирайте столько, сколько сочтете нужным. Когда решите, просто позовите меня. Не Невилла Драхена, разумеется, а принца Наэйра. Где бы вы ни были, хоть здесь, хоть в своей Москве, я отыщу вас. Только не зовите меня, будучи на освященной земле.

— Или в своем доме?

— Да, — Драхен встал, — выбирайте, решайте и не беспокойтесь об этике. Вы — светлый рыцарь, и никогда не выдумаете ничего по-настоящему некрасивого.

— Подождите, — Курт тоже поднялся, — светлый рыцарь должен убить Змея-под-Холмом. А что, если я пожелаю вам смерти?

— Ваше желание осуществится.

— Но… как?

— Вас ведь не процесс интересует, не так ли, господин Гюнхельд? — Змей говорил вполне дружелюбно. — И не результат — с ним все ясно. Отвечать на ваш вопрос я не буду, замечу лишь, что смерти вы мне не пожелаете, а почему — это вы и так поймете, если немного подумаете. Что касается вашей собственной жизни, то она будет недолгой, такова уж судьба светлых рыцарей. Когда будете выбирать, подумайте еще и об этом. Там, где вам предстоит служить, никого не удивишь бессмертием.

Сын Дракона отдал приказ, и войска поднялись, пошли через Идир, сметая со своего пути всех, кто служил Сияющей-в-Небесах. Владычица не ожидала нападения, воины Полудня готовы были к стычкам с отрядами Полуночи, но никто и помыслить не мог, что Представляющий Силу поднимет армии.

И тем более никто не ждал, что даже стихии объявят войну Полуденному престолу. Народы дорэхэйт, никогда не вмешивавшиеся в противостояние двух сил, заняли сторону Тьмы. Мир скрипел и покачивался, остановилось плавное движение вниз, по склону, в пропасть небытия, а склон становился все более пологим. Война шла по Идиру, и Тьма побеждала Свет.

Земля становилась водой под ногами серебряных рыцарей, вода превращалась в лед, сковывая воинов Полудня, бесплотные тела съедались ядовитыми туманами, а уязвимую плоть поражали огненные дожди и град, тяжелый и острый, как наконечники копий, деревья убивали, корни превращались в капканы, а травы свивались в удушающие петли. Ткали паутины заклятий чародеи Замка Дракона, смерть дарили вороненые клинки воинов, и, унося в бой безжалостных всадников, страшно ржали кони — демоны битв.

Убивали всех. Смерть всем, кто служит Полудню!

Пленных не брали.

Мертвые широким потоком шли и шли в распахнувшиеся ворота владений Смерти. Баэс смотрел на них со своего черного престола. Ему нравилось то, что затеял правнук. Баэс был сейчас там, в каждом бою, в каждой схватке, он был оружием и магией, был травами и дождем, был сизым от туч небом, и молниями, бьющими в землю. Великолепная бойня, где бессмертие сошлось с бессмертием, и умирало каждое новое мгновение. Баэс был доволен. Во всем своем жестоком могуществе пришел он в войну. И чем бы ни закончилась она, именно Смерть станет победителем.

…— Что делается с погодой! — пробормотал Вильгельм.

Курт не понял, удивляется капитан или восхищается, а повод был и для того, и для другого. Из окна гостиницы, со второго этажа, открывался вид на шоссе. Небо там было безоблачным, и длинные тени деревьев стелились по асфальту, пытаясь дотянуться до противоположной обочины. Недавно прошедший дождик прибил пыль, и воздух стал прозрачным, чуть светящимся от чистоты… А любоваться этой мирной картиной, пронизанной теплом и золотым вечерним светом, можно было, лишь когда редела пелена ливня, плотно завесившая округу. Страшным клубком свились тучи над невидимой границей, отделяющей Межу от Тварного мира, и молнии, как вены, непрерывно пульсировали в темно-сизой толще неба.

— Река пересохла, — сообщил Курт, — детишки купались, а она раз — и высохла. Причем, ни рыбы, ни раков. Дно сухое, потрескавшееся, как будто всегда так было.

— Да? — странным тоном произнес Вильгельм, глядя на разверзшиеся небесные хляби.

Курт приехал в гостиницу минут десять назад. Жарко было, как в печке, и листья деревьев на глазах умирали, скручивались желтыми трубочками, сухо осыпаясь на твердую землю. Солнце за какой-нибудь час сожгло траву, но пощадило посевы на полях. И раньше, чем Курт успел осознать это, хлынул дождь.

— Что интересно, — прокомментировал капитан, не глядя на Курта, — карниз до сих пор сухой. И надворные постройки.