Детство в солдатской шинели - [11]

Пошли к озерку, по дороге сбоку вынырнул Кравченко, будто вырос из высокой травы, в мокрой от пота гимнастерке, серьезный, сосредоточенный, — тоже пошел мыться. За ним к воде пришли еще два партизана и дядя Ваня Евстигнеев, все грязные, в земле. Позже Виктор узнал, что делали они тайник, или, как значилось по документам, базу № 2, прятали боевой запас патронов, термитных шаров, толовых шашек, гранат, продуктов — всего партизанам на себе не унести, да и в бой лучше идти налегке. Сюда, к тайнику, будут приходить небольшие группы, брать что требуется, доставлять полные вещмешки своим взводам. А для того чтобы запас в тайнике не иссякал, на базу № 2 обоз будет регулярно подвозить с «обороны» продукты и боеприпасы.

Под вечер Кравченко приказал Прохорову выйти на связь с Беломорском. Радист быстро развернул рацию, Виктор бросился было ему помогать, но тот уже сидел скрючившись над станцией и, прижмурив глаза, работал ключом. Тем временем Кравченко собрал командиров взводов Коросова, Гостева, Тимофеева, Белякова. Они стали что-то обсуждать вполголоса, и Виктор деликатно отошел к Прохорову. Возможно, они прикидывали, где разойдутся их взводы по маршрутам и будут действовать самостоятельно, возможно, еще раз уточняли день и место сбора. Совещание было коротким, тут же Кравченко отдал приказ выступать. Впереди решающий переход, скоро в бой.

Виктор затянул лямки сидора, аккуратно переобулся, тщательно намотав портянки, прикрутил обмотки. Попрыгал с вещмешком, полегчавшим за последние дни, — не звенит ли где. Кравченко пытливо поглядел на него, записывая что-то в маленький блокнот. Потом он встал, разогнал складки гимнастерки под ремнем, подошел к Виктору.

— Мы вот что решили с Бесперстовым: дать тебе два серьезных поручения.

— Я что, не иду со всеми?

— Повторяю, два поручения. Отныне ты, боец Константинов, поступаешь под начало партизана Евстигнеева, с обоза.

— Я не пойду вперед?

— Не перебивай старших! — прикрикнул Кравченко. — У Евстигнеева нет ездового. Он тебе выделит лошадь, повезешь на санях больную медсестру Северьянову. Отвечаешь за нее головой. Второе задание. Запоминай. На «обороне» пойдешь на пост ВНОС. Вызовешь «Тайгу». «Тайга» ответит — вызови «Гору». «Гора» ответит — вызови «Прибор». Передай «Прибору»: высылайте шахматы и шашки.

Виктор стоял, опустив голову, мешок тянул назад, лоб покрылся капельками пота. Кравченко еще раз перечислил все позывные.

— Повтори.

— Не пойду назад, — прошептал Виктор, сжимая зубы.

— Я тебе не пойду! Ты знаешь, что бывает за невыполнение приказа на фронте? Знаешь? Смирно! Стань как положено, когда с тобой разговаривает командир.

Виктор распрямился, шмыгнул носом, поднял глаза. Губы его мелко вздрагивали. Кравченко поправил свою пилотку, потом его рука потянулась к пилотке Виктора, он поправил и ее, положил руку на плечо, усмехнулся. Постояли еще немного молча, глядели, как Прохоров сворачивал провод антенны. Виктор изо всех сил сдерживал слезы.

— Еще повоюем, сынок, — сказал Кравченко. — Ну будь, гляди в оба. — Он крепко пожал руку Виктору и не оглядываясь пошел к штабному костерку, бросив на ходу — Сейчас мать придет — попрощайся.

Мама прибежала веселая, довольная. Виктор понял, что она уже знает обо всем.

— Вот и хорошо, навоюешься еще. Зимой на лыжах пойдем, только ветер засвистит в ушах. Зимой комаров нет, зимой славно. — Она обняла его, что-то говорила еще, утешала. Виктор не слушал, слезы застилали глаза, комары жалили в лоб, в щеки, мама бойко отгоняла их березовой гибкой веточкой.

— Медсестра Константинова! К военфельдшеру! — крикнули впереди.

Виктор побежал за матерью, ноги его, враз отяжелевшие, заплетались в длинной траве. Мать легкой тенью убегала по еле заметной тропке, оглянулась последний раз, подняла руку с березовой веточкой, поправила на поясе кобуру и скрылась в лесу. Вдалеке закуковала кукушка, Виктор считал-считал и сбился со счету…

…Сани медленно ехали друг за другом. На передних— дядя Ваня Евстигнеев, за ним партизан Оргин, еще два возчика, на последних розвальнях — Виктор с больной медсестрой. Она металась в жару, сбивала в кучу траву, которую рвал Виктор на остановках, билась головой о голые доски. Виктор привязывал ее старыми вожжами, но ничего не помогало — сани мотало по бездорожью. Второй день она то приходила в себя, то снова впадала в забытье. Виктор поил ее чаем, пытался кормить кашей с ложечки, хотя она упрямо закусывала губы, зажмуривала глаза. Комары жгли ее красивое опухшее лицо, но она ничего не чувствовала. Виктор, сгорбясь, не выпуская из рук вожжи, шел слева, косился по сторонам, карабин с загнанным в ствол патроном висел на плече.

Обезножевших, усталых пятерых обозников взять не так уж трудно; они это понимали и ехали без длительных привалов, без сна, только бы скорее добраться к своим. И все же, выбившись из сил на болотах, один раз сделали дневку, распрягли лошадей, сами забились под кусты и, забыв обо всех опасностях, заснули.

Мучительным был путь через болото, а тут новое испытание: впереди горел, дыша зноем и дымом, лес. Ольховые листья, свиваясь в трубочку, летали, как пули, лошади шарахались, храпели, грозно гудело пламя. Больше часа они пробивались сквозь дым и огонь, боясь потерять дорогу, сев верхом на дрожащих, перепуганных лошадей.