Детство Ивана Грозного - [21]
Обе рати изготовились к бою, развернули знамена. В последний момент Иван Овчина вышел из палатки, глянул в низину, на переделе которой должны были сойтись в смертельной схватке русские с русскими, братья с братьями, и ужас объял его.
«Да это же безумство, — думал он, — затеять усобицу, когда Русь со всех сторон обложена врагом! То-то басурманы обрадуются, когда увидят, как православный режет православного, как голосят осиротевшие дети!»
Вон и сам князь Андрей. Он и раньше никогда не был воином, а сейчас стоит нелепый, понурый, сжав плечи мальчишки, единственного своего сына.
Движимый еще неосознанным внутренним порывом, Овчина вырвал из кармана белый плат и, подняв его над головой, побежал вперед, навстречу князю Андрею, который сначала медленно, а потом все ускоряя шаг, тоже бросился к нему. Так и сошлись они на водоразделе ложбины, тяжело дыша и видя в глазах друг друга одну и ту же общую для них мысль: «Нельзя русским проливать русскую кровь!»
Разговор их был недолог. Князь Андрей соглашался на мир, готов был ехать в Москву и просить прошения у невестки, но требовал у Овчины, чтобы он, первый боярин в Думе и главный советник великой княгини, поклялся на кресте, что не будет невестка преследовать деверя, забудет обиду и отпустит с миром жить в Старицу.
Поклялся Овчина. Не пролилось крови. Смешались дружинники великокняжеские с новгородскими ратниками князя Андрея. Все радовались замирению и, как на праздник, с песнями шли в Москву.
А ночью на московском подворье Старицкого князя оковали и посадили в ту же палату, где умер его старший брат, а княгиню Ефросинью и ее сына Владимира взяли под стражу. Схватили и ближних бояр и слуг князя Андрея, в темницу кинули десятки служилых людей, которые осмелились пойти за мятежником.
Шила в мешке не утаишь: наутро вся Москва знала о свершившемся.
Обман
Охваченный гневом, ворвался он в покои великой княгини. Она отдыхала после завтрака с матерью и сыновьями. Увидев пылающее лицо своего любимца, попросила мать увести детей. Анна запротестовала было:
— Я не чужая здесь и тоже хочу знать, что случилось!
Но уже с первых слов Овчины поняла, что предстоящий разговор не для ваниных ушей, и потащила его к двери. Юра, как всегда безразлично, ковылял сзади.
— Как ты могла! Я же крест целовал! Божился, что не тронут твоего деверя и его людей, а ты князя Андрея в цепи заковала, жену с сыном и слуг его посадила под стражу! Как же я людям теперь в глаза глядеть стану?!
Откуда только взялись у бабушки силы — она вытолкала старшего внука за дверь и по переходам потащила в детскую.
— Пойдем, пойдем, Ваня, тебя давно уже дядька ждет! Ты урок-то выучил?
Но Ваня сумел вывернуться, выскользнул из цепких бабушкиных рук и умчался с быстротой, на какую только и способны семилетние мальчишки.
— Баба Аня, давай наперегонки: кто скорее добежит до детской!
На полпути он спрятался за распахнутой дверью и, дождавшись, когда старушка, тяжело дыша, проплелась мимо, шмыгнул обратно.
Дверь в столовую палату была приоткрыта, и мальчик от слова до слова слышал разговор, а точнее перепалку между Овчиной и матерью.
— … Вот какой ты меня представил — хуже некуда! — оскорбленно говорила мать. — А сам каков? Кто разрешил тебе за меня, государыню твою, и за великого князя клятву на кресте давать? Было у тебя на то мое согласие? Посылал ты гонца за ним?
— До гонца ль тут было?! — защищался Овчина. — Там счет на минуты шел! Еще немного — и полилась бы кровь. Сколько семей осталось бы без отцов, сколько сирот! Ты послала меня добыть победу, и я ее добыл, только не мечом, а крестным целованием! И за это ты заклеймила меня позором клятвопреступника!
— Выходит, я за тебя должна печься, а о государстве и юном государе забыть? Может, мне в честь мятежников пир устроить? Да замирись я с ними — они завтра ж порушат порядок, перебьют нас всех, и великого князя, и верных друзей! И тебя, миролюбца, тоже не пощадят! В народе говорят: «Всяк сверчок знай свой шесток», и тем, кто забыл эту мудрость, надо напомнить ее и крамолу пресечь, другим в назидание!
— Государыня, матушка, умоляю: будь благоразумна! Князь Андрей — дядя ванин! Он добрый и смирный человек! Все, что он сделал — не от жажды власти, а от отчаянья и страха за себя и свою семью. Надевать на него наручники и железную шляпу[32] — жестоко и несправедливо — не вынесет он такого страдания! А в чем виноваты его жена и сын Володя, двоюродный братец и дружок ванин — за что их-то пленили?..
Тут Ваня не выдержал — ворвался в комнату и со слезами бросился к матери. Сжав пальцы в кулачки, он стучал ими о ее колени и в исступлении кричал:
— Ты злая, злая!.. А дядя Андрей добрый, я его люблю… И он меня любит! Сними с него железную шляпу, сними сейчас же!
Из всего, что он услышал, «железная шляпа» особенно поразила его воображение. Она рисовалась ему вроде шапки Мономаха, которую только держали над его головой на особо торжественных приемах и на тяжесть которой жаловался даже отец. Но шапка из железа да еще наручники и цепи!.. Да разве можно так поступать с хорошим, добрым дядей Андреем?
