Детские этюды - [15]

Шрифт
Интервал

— Ну нет, — сказал он. — В Незабудине, наверно, их уже видели. А у «Марьянки» живёт лесник, у него есть бинокль!

Но всё-таки мы двинулись по широкой полевой дороге. Солнце палило, и мы вытирали пот тыльной стороной руки, так уж принято в деревнях. Сено пахло так, что голова кружилась. Было время сенокоса — конец июня. Вокруг стоял зелёный шум, впереди сверкала радуга.

Долго шли мы к деревне Незабудин.

Вдруг слышим сзади топот копыт. Оглядываемся — догоняет нас телега, а на телеге — Король. Всамделишный Король по имени Антонин, и его жена Барбора, мы их хорошо знали, потому что к нам часто жаловал их пес Лесан и с тоской заглядывал в окно — нет ли косточки поглодать.

Через этого-то Лесана мы и подружились с Королями.

Поэтому Король теперь остановился и говорит:

— Добрый день, молодые люди!

— Добрый день, — отвечаем мы, — не подвезёте нас немножко?

— А вам куда? — спрашивает Король.

— Нам — к «Марьянке», — отвечаем мы осторожно, — хотим взглянуть, что там по ту сторону радуги.

Король засмеялся — весёлый он был человек.

— Стоит ли, — говорит он, — на «Марьянке» только и есть, что мост, да и тот чинить надо. Гниёт тот мост, а местный комитет и в ус не дует… Ещё там автобусная остановка и каменоломня… Камень рвут по два раза на день — в два часа и в пять. А в речке и форель случается. Но чтоб оттуда видно было обратную сторону радуги… Уж мы-то об этом знали бы, мы тут старожилы — Короли, да Цезари, да Бечки. К тому же мы едем косить вон на тот луг. А эта радуга малость в сторонке будет. Так что, молодые люди, не обижайтесь.

Его жена Барбора пожалела нас, — мол, от голоду-то не дойдут ещё до этой самой радуги — и дала нам по куску хлеба, да пива к нему.

— И нечего вам ходить в Незабудин или к «Марьянке». — Глядите, вон ваша радуга уже бледнеет.

И правда, на небе держалась уже одна только пёстрая полоска, будто кто-то махал на прощание лентой. Это таяла радуга.

Что делать, — поехали мы с Королями сено косить. Хоть дело полезное сделать, не то что радугу смотреть… Но всё же осталось у нас сожаление.

— Всё равно, — сказал Человечек, — хоть они и старожилы, а могут всего и не знать. Может быть, мы увидели бы краски, которых ещё никто не видел… Пусть там только и есть что гнилой мост, — но кто нам за это поручится, если мы сами там не были?

Если вы когда-нибудь захотите добраться до радуги, постарайтесь обязательно дойти до Незабудина. Или хотя бы до развилки «Марьянка».

Осень

Как-то ранним утром мы отправились за город на трамвае. Доедем, мол, до конечной остановки в Либоце, а там видно будет.

Погодка подгуляла — день был серенький, без солнца, и Прагу засыпали красные листья деревьев, которые ещё недавно цвели.

В трамвае было пусто — только мы да кондукторша, да на следующей остановке подсели парень с девушкой, совсем обыкновенные, немного сонные и тихие.

Они сели напротив нас в уголке, и парень взял девушку за руку.

И вдруг глаза у этой девушки наполнились слезами — она даже закрыла их. Её узенькие плечи согнулись, а маленькие губки чуть заметно дрожали.

Совсем, совсем почти незаметно.

— Ну что ты, что ты, — нежно сказал парень, — не надо!

Девушка как-то по-детски потянула носом и сжала его пальцы коротким, горячим пожатием.

— Два года быстро пролетят, — весело сказал парень. — Два года — это что, Маруня, оглянуться не успеешь.

— Да, — сказала она, — два года пролетят…

Мы даже не разглядели, какие у неё глаза, потому что она их ни разу не открыла. Но скорее всего они были чёрные.

— Ещё целый день впереди, — бодрясь, произнес парень и поправил галстук. А она ничего не ответила, только улыбнулась такой слабой, несчастной улыбкой.

Потом нам нужно было сделать пересадку; мы вышли и долго смотрели вслед уходящему трамваю. За стеклом виднелись две головы — светлая и тёмная.

Мы увидели даже, как кондукторша зевнула, — наверно, заканчивала ночную смену.

— Папа, — вдруг сказал Человечек, — что-то мне сегодня так грустно… Наверно, потому, что осень уже.

И ещё спросил:

— Слушай, а почему взрослые люди тоже держатся за руки?

Маленькая ночная серенада

Сначала небо было лазурным с сиреневым предвечерним оттенком, а потом, на прощание, вспыхнуло тёмным лихорадочным румянцем, как это бывает осенью. Свет в последний раз отразился во Влтаве и сменился тенью.

А мы всё ещё гуляли, — этот вечер чем-то поразил нас. Зажглись фонари, мир сразу стал серьёзнее, голоса прохожих звучали приглушённо.

Одно окно в старом доме было освещено бледно-розовым светом, а за окном кто-то играл на рояле. Сначала какой-то вальс Шопена, а потом «Маленькую ночную серенаду».

Мы остановились и стали слушать. Человечек притих — он был в восторге[9].

— Папа, — сказал он, — давай останемся здесь до утра…

Конечно, этого мы не могли сделать. Но музыка текла, густая и сладкая, как мёд, и мы ещё постояли немного под окном.

— Папа, — сказал Человечек, — как мы с тобой любим друг друга…

— Ты слушай, — говорю я, — это «Маленькая ночная серенада».

Он задумался.

— Ночная — это правильно, — молвил он наконец, — а почему, папа, она маленькая?

— Ну, — отвечаю, — маленькая она потому, что… Маленькая серенада, это когда… Просто, когда она маленькая, понимаешь?


Еще от автора Людвик Ашкенази
Яичко

Чешский писатель и поэт Людвик Ашкенази по-русски был издан единожды — в 1967 году. В мире он более всего известен как детский автор (даже премирован Государственной премией ФРГ за лучшую детскую книгу). В наше издание вошли повести и рассказы без «возрастного ценза» — они адресованы всем, достаточно взрослым, чтобы читать про любовь и войну, но еще недостаточно старым, чтобы сказать: «Я все это и без того знаю».


Двадцатый век

Чешский писатель и поэт Людвик Ашкенази (1921–1986) по-русски был издан единожды — в 1967 году. В мире он более всего известен как детский автор (даже премирован Государственной премией ФРГ за лучшую детскую книгу). В наше издание вошли повести и рассказы без «возрастного ценза» — они адресованы всем, достаточно взрослым, чтобы читать про любовь и войну, но ещё недостаточно старым, чтобы сказать: «Я всё это и без того знаю».


Черная шкатулка

«Черная шкатулка». Это книга лирических стихов, написанных в виде подписей к фотографиям. В этом ярком антивоенном произведении писатель щедро использует весь арсенал своих средств выразительности: безграничную и несколько наивную фантазию мира детей и тесно связанный с ней мягкий эмоциональный лиризм, остроту и страстность политической поэзии, умение подмечать мелкие детали человеческой повседневности и богатейшую сюжетную изобретательность. Добавим к этому, что «Черная шкатулка» не могла бы увидеть света без тех фотографий, которые помещены на страницах книги.


Эх, Габор, Габор...

…Жили на свете два Габора — большой и маленький. Большой Габор Лакатош был отцом маленького Габора. Собственно, это-то и делало его большим.Людвик Ашкенази родился в Чехословакии, учился в польском Львове, советскими властями был вывезен в Казахстан, воевал в Чехословацком корпусе, вернулся на родину, а потом уехал в Западную Германию. Его книги издавались по-русски в 60-х годах XX века. И хотя они выходили небольшими тиражами, их успели полюбить дети и взрослые в Советском Союзе. А потом Ашкенази печатать у нас перестали, потому что он стал врагом — уехал жить из страны социализма на Запад.


Собачья жизнь и другие рассказы

Чешский писатель и поэт Людвик Ашкенази (1921–1986) по-русски был издан единожды — в 1967 году. В мире он более всего известен как детский автор (даже премирован Государственной премией ФРГ за лучшую детскую книгу). В это издание вошли повести и рассказы без «возрастного ценза» — они адресованы всем, достаточно взрослым, чтобы читать про любовь и войну, но еще недостаточно старым, чтобы сказать: «Я все это и без того знаю».


Брут

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Рекомендуем почитать
Золотая струя. Роман-комедия

В романе-комедии «Золотая струя» описывается удивительная жизненная ситуация, в которой оказался бывший сверловщик с многолетним стажем Толя Сидоров, уволенный с родного завода за ненадобностью.Неожиданно бывший рабочий обнаружил в себе талант «уринального» художника, работы которого обрели феноменальную популярность.Уникальный дар позволил безработному Сидорову избежать нищеты. «Почему когда я на заводе занимался нужным, полезным делом, я получал копейки, а сейчас занимаюсь какой-то фигнёй и гребу деньги лопатой?», – задается он вопросом.И всё бы хорошо, бизнес шел в гору.


Чудесное. Ангел мой. Я из провинции (сборник)

Каждый прожитый и записанный день – это часть единого повествования. И в то же время каждый день может стать вполне законченным, независимым «текстом», самостоятельным произведением. Две повести и пьеса объединяет тема провинции, с которой связана жизнь автора. Объединяет их любовь – к ребенку, к своей родине, хотя есть на свете красивые чужие страны, которые тоже надо понимать и любить, а не отрицать. Пьеса «Я из провинции» вошла в «длинный список» в Конкурсе современной драматургии им. В. Розова «В поисках нового героя» (2013 г.).


Убить колибри

Художник-реставратор Челищев восстанавливает старинную икону Богородицы. И вдруг, закончив работу, он замечает, что внутренне изменился до неузнаваемости, стал другим. Материальные интересы отошли на второй план, интуиция обострилась до предела. И главное, за долгое время, проведенное рядом с иконой, на него снизошла удивительная способность находить и уничтожать источники зла, готовые погубить Россию и ее президента…


Северные были (сборник)

О красоте земли родной и чудесах ее, о непростых судьбах земляков своих повествует Вячеслав Чиркин. В его «Былях» – дыхание Севера, столь любимого им.


День рождения Омара Хайяма

Эта повесть, написанная почти тридцать лет назад, в силу ряда причин увидела свет только сейчас. В её основе впечатления детства, вызванные бурными событиями середины XX века, когда рушились идеалы, казавшиеся незыблемыми, и рождались новые надежды.События не выдуманы, какими бы невероятными они ни показались читателю. Автор, мастерски владея словом, соткал свой ширванский ковёр с его причудливой вязью. Читатель может по достоинству это оценить и получить истинное удовольствие от чтения.


Про Клаву Иванову (сборник)

В книгу замечательного советского прозаика и публициста Владимира Алексеевича Чивилихина (1928–1984) вошли три повести, давно полюбившиеся нашему читателю. Первые две из них удостоены в 1966 году премии Ленинского комсомола. В повести «Про Клаву Иванову» главная героиня и Петр Спирин работают в одном железнодорожном депо. Их связывают странные отношения. Клава, нежно и преданно любящая легкомысленного Петра, однажды все-таки решает с ним расстаться… Одноименный фильм был снят в 1969 году режиссером Леонидом Марягиным, в главных ролях: Наталья Рычагова, Геннадий Сайфулин, Борис Кудрявцев.


Про Это

Чешский писатель и поэт Людвик Ашкенази (1921–1986) по-русски был издан единожды — в 1967 году. В мире он более всего известен как детский автор (даже премирован Государственной премией ФРГ за лучшую детскую книгу). В наше издание вошли повести и рассказы без «возрастного ценза» — они адресованы всем, достаточно взрослым, чтобы читать про любовь и войну, но ещё недостаточно старым, чтобы сказать: «Я всё это и без того знаю».