Дети времени и другие рассказы из жизни рабочих - [12]

Вѣра Константиновна чуть покраснѣла, и как бы не слыша, продолжала:

— Так вот он читает, читает да и заснет, а лампа то и горит до самаго утра.

— Нехорошо, — замѣтила Агафья Ивановна, — этак он и пожар мог сдѣлать.

— А то еще что! — продолжала Вѣра Константиновна, — один раз хозяин увидѣл свѣт в фабрикѣ, посылает дворника узнать, что там. Дворник пришел, увидѣл — он читает. Сказал хозяину, — и она засмѣялась. — На утро молодчика в контору. Хозяин хорошо проругал его и сказал, что если повторится еще раз, то или штраф получит или расчет… Что, неправда, скажешь? — смѣясь обратилась она к Аверьянову.

— Я ничего не говорю, — отвѣтил он, немного краснѣя.

— И что же вы думаете, он не унялся таки. Послѣ этого, — смѣясь продолжала Вѣра Константиновна, — стал дѣлать так: одѣялом заслонит окно, чтобы свѣт на улицу не выходил, а в пальто и сапогах ложится и читает. Это нам его сосѣди рассказывали, — закончила она, весело смѣясь.

Аверьянов чувствовал себя неловко, покраснѣл. как школьник, пойманный на мѣстѣ преступленія.

А Агафья Ивановна проговорила: «Не хорошо, не хорошо, вы еще молодой человѣк», а наливая чай из чашки на блюдце, добавила: «Этак вы чего добраго дочитаетесь, что и ума лишитесь», — закончила она.

— Ну, этого то я не боюсь, — возразил Аверьянов, — я имѣю крѣпкую голову, мнѣ хочется все знать, а если я ничего не читаю, то чувствую, что я хожу точно в потемках.

— Вот видите, Агафья Ивановна, ни за что не оттащите его от книг, — проговорила Вѣра Константиновна, растянуто проговорив слово «ни-за-что». Зато он хорошо читает, как говорит, обратилась она снова к Агафьѣ Ивановнѣ. А обращаясь к Аверьянову, проговорила: не прочтете ли нам вот этот листочек? Мы были у обѣдни то с Агафьей Ивановной у Пантелеймона, так оттуда и принесли.

Она потянулась за листком, который лежал на столѣ около Агафьи Ивановны, на котором до сей поры покоилась просфирка, стоя на самом лицѣ изображенья Иверской Божьей Матери. Агафья Ивановна благоговѣйно взяла просфирку с листка, и, протягивая ее Вѣрѣ Константиновнѣ, проговорила:

— Константиновна, ты побольше меня, поставь ее, пожалуйста, на полочку около Николая Угодника.

Вѣра Константиновна поставила просфирку, а садясь на табуретку, протянула листок Аверьянову, говоря:

— Прочтите нам, Семен Матвѣевич!

Аверьянов покраснѣл. Укоризненно и строго посмотрѣл на Вѣру Константиновну. А она, взглянув на него, тоже сконфузилась и опустила руку на колѣнп. Потом, обращаясь к Агафьѣ Ивановнѣ, как бы стыдясь проговорила:

— Вот только он не любит читать ничего божественнаго.

Агафья Ивановна вскинула глазами на Аверьянова, и поправив очки на носу, проговорила:

— Что-ж вы, молодой человѣк, нехристь, какой, что-ли?

Аверьянов ничего не отвѣтил; слегка поблѣднѣв, глубоко вздохнул и уткнул свой взгляд в стоявшій перед ним стакан чаю.

— А в церковь то вы ходите? — допрашивала Агафья Ивановна.

Аверьянов отвѣтил не сразу. Густо покраснѣв, он нервно поправился на табуреткѣ, и выпив глоток чаю из остывшаго стакана, пристально посмотрѣл на Агафью Ивановну и протяжно сказал:

— Да-а, я не хожу в церковь!..

Вѣра Константиновна низко наклонилась над чашкой чаю, точно рзасматривала какую-то интересную панораму на днѣ чашки. Агафья Ивановна, сняв очки с носа, протирала их своим фартуком. Аверьянов же взял стакан в руку и пил большими глотками совершенно холодный чай.

Агафья Ивановна, вытерев очки, и перед тѣм, как водрузить их на свое обычное мѣсто, посмотрѣла на Аверьянова сѣренькими, выцвѣтившими глазами, точно желая разсмотрѣть его без очков, тогда как она лучше видѣла в очках. Кладя очки на нос и заложив проволочки за уши, она проговорила:

— Так вот вы какой!..

Аверьянов сидѣл спокойно. Он было достал папиросу, желая закурить, но раздумал и положил обратно.

Агафья Ивановна, откашлянувшись и вздрогнув какой-то внутренней дрожью, быть может перед тѣм великим вопросом, какой хотѣла задать, проговорила:

— Так может быть, вы уж и бога то не признаете?

Аверьянов встал, прошел два-три шага по проходу, и вернувшись, сѣл на свое мѣсто. Откашлянувшись устремил проницательный, почти строгій взгляд на Агафью Ивановну, проговорил:

— Вы, уважаемая Агафья Ивановна, затрагиваете самые великіе вопросы, и я от чистаго сердца постараюсь растолковать и об'яснить мое понятіе о богѣ и религіи, и почему я в церковь не хожу. А вы тогда можете судить, — продолжал он, — прав я или нѣт. Быть может, я во время рѣчи опущу что из виду, то вы, уважаемая Агафья Ивановна, и вы, Вѣра Константиновна, можете задать тот или другой вопрос.

— Хорошо, — отвѣтпла послѣдняя, — и обращаясь к Агафъѣ Ивановнѣ добавила, улыбаясь, — быть может мы с вами, Агафья Ивановна, сдѣлаем его богомольным.

— На то божья воля, — отвѣтила Агафья Ивановна, и обращаясь к Аверьянову сказала:

— Ну, так скажите нам, почему вы перестали ходить в церковь?

Аверьянов откашлянув, сказал:

— Перестал ходить я в церковь уже семь лѣт.

— Господи Іисусе Христе, — проговорила Агафья Ивановна, со страхом взглянув на Аверьянова.

— Было же это так, — продолжал он. — Я защитил один раз, по окончаніи службы, когда люди прикладываются к кресту, то вы знаете, какая получается тѣснота и давка, каждый спѣпшт поскорѣй приложиться и выйти на улицу. Я уже был около священника, — продолжал Аверьянов, и уже вытянул губы поцѣловать крест, но батюшка, подняв высоко крест над моей головой, протянул его через мою голову, как я послѣ разсмотрѣл, трем богачам этого прихода; меня же, задержавшагося около батюшки, толпа чуть не сбил с ног. Я вышел, не приложась к кресту, и был злой на людей и на священника. Домой пошел я один, не дожидаясь товарищей, — продолжал Аверьянов. Я чувствовал какую-то обиду и несправедливость, причиненную мнѣ. Боясь осуждать батюшку, я все-таки не переставал думать об этом. Я стал припоминать другіе случаи, припомнил, как одного мальчика чуть не задавили в нашем селѣ из-за семьи богача Агѣева, перевшагося цѣлой семьей, состоящей из семи-восьми человѣк, ко кресту. Мальчик задержался по винѣ батюшки, как и я, и был порядочно потоптан сбившей его толпой. — Аверьянов остановился и вздохнул.