Дети войны - [84]

С каждой минутой Фридрих чувствовал, что расслабляется, и ему становится лучше.

Постояв так какое-то время, он вернулся к беседке. Ещё на подходе он уловил несущийся оттуда приятный аромат чего-то съестного, а когда подошёл ближе, обнаружил накрытый стол и доставляющего на него последнее блюдо эльфа-домовика.

— Я сочла лучшим поужинать прямо здесь, — поставила мужа в известность Арабелла.

— И я полностью поддерживаю вас в этом решении, — отозвался Фридрих. Он занял место напротив жены, и эльф, запалив свечи, с поклоном исчез.

Они отужинали в молчании, наслаждаясь пением птиц. По крайней мере, Фридрих наслаждался. Сложно сказать, о чём думала Арабелла, однако, судя по тонкой морщинке на лбу, покоя в её мыслях не было. Спохватившись, Фридрих вспомнил о манерах и, хотя и без охоты, спросил:

— Как прошёл ваш день?

По лицу Арабеллы пробежало отчётливое облачко неудовольствия.

— Непродуктивно, — проговорила она, откладывая столовые приборы. — Ваша матушка решила, что мне просто необходимо вместе с ней отправиться к фрау Дрезднер и посмотреть, как та нянчится с сыном, — она сделала глоток вина. — Впрочем, подоплёка этого приглашения была мне с самого начала более чем очевидна. Когда мы вернулись от Дрезднеров, ваша мать спросила меня — со всем тактом, естественно, — когда ожидать пополнения в семье.

Фридрих раздражённо выдохнул.

— Всё никак не уймётся, — он отвернулся и посмотрел на Люцерн, в котором загорались вечерние огни. — Мой отец также становится настойчив. Вы знаете о его проблемах с сердцем, и в связи с этим он хочет быть уверен, что род после его смерти не угаснет, — Фридрих оценивающе посмотрел на жену. Уже долгие месяцы он не уделял ей достаточного внимания. — Возможно, нам стоит начать ночевать в одной спальне.

— На ваше усмотрение, однако вопроса ребёнка это не решит. Я принимаю средство, которое сводит вероятность беременности к нулю, и прерывать курс не намерена.

Фридрих на миг застыл.

— Не хотите объясниться?

— Рождение вашего наследника не является моей целью в жизни, — хладнокровно ответила Арабелла.

— А что является? — Фридрих посмотрел на неё, не скрывая насмешливости. — Давайте, удивите меня, дорогая супруга.

Арабелла расправила плечи и вскинула голову, встречая его взгляд.

— Сила и власть.

— Прекрасно, — саркастично прокомментировал Фридрих. — А к ним желаете скипетр и корону? Что ж, они прекрасно дополнят ваш обычный образ.

Ответный взгляд этой гордячки был полон презрения.

— Я разочарована, — сказала она. — Мы прожили вместе три года, а вы, как видно, до сих пор не сумели найти отличий между мной и девушками вроде Элеоноры Пробст. Кажется, я переценила вас. В конце концов, вы ничем не отличаетесь от всех остальных.

— Какая жалость, что разочаровал вас, — процедил Фридрих. — Но вам стоит следить за тоном, когда говорите с мужем, мадам. Вас мать не учила?

— Я бы спросила, не научил ли вас отец уважению к жене, но я достаточно хорошо для этого знаю ваших родителей, — парировала Арабелла.

Ярость вскипела в глубине души, и Фридрих в порыве вскочил и схватил жену за плечо — и замер, опалённый осознанием этого действия.

Арабелла сузила глаза.

— Что вы хотите сделать?

— Глупость, — тихо ответил Фридрих, отпуская её. Ловя себя на том, что руки дрожат.

Почему он поступает так? Ведь сам себе говорил, что его собственная семья, когда таковая появится, не будет похожа на семью родителей — так почему же обращается с женой едва ли не хуже, чем отец?..

— Я приношу извинения, — проговорил Фридрих, отступая прочь из беседки. Хотелось уйти. Хотелось зарыться в бумаги, в отчёты по ситуации на Юго-Восточной Азии и отрешиться от рода; если быть точнее — от долга перед ним, который навязывают родители. Он ведь не для этого учился и столько работал, разбирался в тонкостях игр политиков и дипломатов разных стран, спал по паре часов в сутки ради изучения чего-то нового и потенциально полезного, в то время как большая часть ровесников его сословья праздничала, тратила жизнь на глупых приёмах, заводила детей. И разве может он осуждать супругу за то, что она тоже не хочет для себя такой жизни?

Внимательно наблюдавшая за ним Арабелла аккуратно поднялась и подошла к нему.

— Я принимаю ваши извинения, — сказала она. — И приношу в ответ свои — мне не стоило так горячиться.

Фридрих невольно хмыкнул и, видя, как сошлись на переносице брови жены, пояснил:

— То, что вы называете своей горячностью, у большинства является спокойствием.

На несколько мгновений Арабелла прикрыла глаза, а после вновь распахнула их. Её глаза удивительные — ярче лучших изумрудов и в то же время холоднее льда.

— Я не понимаю и не признаю обязанностью жены уважать мужа, равно как и наоборот, — произнесла Арабелла. — Однако я признаю уважение человека к человеку. На уважении строится доверие, на доверии — союз. Выходя за вас, я рассчитывала обрести не мужа, чьи слова и желания, высказанные в редкие минуты встреч, станут для меня законом, а союзника, партнёра.

Глядя на супругу, видя блеск её глаз и слушая негромкий голос, полный приятной прохлады, Фридрих впервые с того их давнего разговора на террасе замка при первой встрече видел саму Арабеллу, а не навязанную жену. Смотрел и поражался, как мог не замечать столько времени нечто столь ценное в потенциале — а ведь его работа и заключается в том, чтобы замечать! Какая досадная оплошность, едва не стоившая ему… Союза? Новых горизонтов? Чего-то более личного?..