— Я здесь.
Виэльди вышел вперед, но Данеска опередила: подбежала к деду, быстро коснулась лбом его руки, а потом бросилась на шею.
— Малышка моя! — Нердри Каммейра поднял ее на руки и покружил. — Скучала?
— Очень!
Он поставил ее на землю, погладил по щеке и, отодвинув, наконец приблизился к Виэльди. Несколько мгновений рассматривал его с довольным выражением — разве что на шрам глянул слегка нахмурившись, — затем обнял, похлопал по спине и сказал:
— Ну, здравствуй, внук! И как теперь называть тебя «мой мальчик», когда ты выше меня ростом, а?
— Ничего, ты справишься, — улыбнулся Виэльди. — И… здравствуй.
Он коснулся лбом руки деда — так полагается приветствовать всех старейшин, даже если они близкие родичи. Нердри Каммейра встрепал его волосы, еще раз обнял, а потом старейшину окружили, приветствуя, другие воины.
Дед поздоровался, с некоторыми чуть-чуть поговорил, затем воскликнул:
— Ну же, продолжайте наконец веселиться! Не отвлекайтесь на меня!
— Нет, — вклинился Андио Каммейра. — Прервем веселье ненадолго. Иногда нужно и красотой насладиться. Пусть Данеска станцует приветственный танец — для тебя и брата. А, Виэльди? — отец пихнул его локтем под бок. — Ты ведь еще не видел, как сестра танцует? Увидишь — залюбуешься.
— Вот еще! Я не буду! — Данеска аж отпрянула, в ее голосе прозвучало возмущение, но, похоже, она сообразила, что сказала что-то не то и не так. Улыбнулась и добавила: — Темно уже, и всех куда больше интересует пьяный настой и разговоры, чем мои пляски.
— Плевать на всех! — отмахнулся отец. — Ты семь лет не видела брата и почти год — деда. Ну так приветь их!
Виэльди и так не может смотреть на Данеску, как на сестру, а если она еще и танцевать начнет…
— Отец, если она не хочет, не надо, не заставляй. В другой раз станцует.
— Нет уж! Когда плясать, если не на празднике? И не спорьте со мной! — Андио Каммейра подмигнул. — Я тоже во власти пьяного духа, потому меня не переупрямить!
Да, его не переупрямить… Виэльди и Данеска обменялись смущенными взглядами и отошли друг от друга.
Бубны и барабаны звучат глухо, теперь лишь отбивая ритм, зато изысканные переливы зурн сплетаются в томно-витиеватую и будто нездешнюю мелодию, рдяно-золотые всполохи костра освещают гибкий танцующий силуэт.
Данеска выгибает спину, и длинные волосы почти касаются земли, высокая грудь выделяется под платьем. Сестра выпрямляется — и черные пряди хлещут ее по лицу и плечам. Руки извиваются, позвякивают браслеты, она заламывает запястья и складывает пальцы в изящном жесте. Поворот, наклон в сторону — и снова соблазнительный изгиб талии, и снова руки, как змеи, оплетают одна другую…
Она взмахивает ногой, задерживает ее на весу, потом заводит за другую.
Очередной поворот — и развеваются волосы, руки смыкаются над головой…
…Сомкнула бы их на моей шее… обхватила ногами мои бедра и…
Отец был прав: невозможно смотреть и не любоваться ее плавными и четкими движениями. Это не просто танец — это песня. Данеска танцует — ее тело поет.
А еще эти глаза и губы! Она то улыбается, то становится серьезной, играет бровями, жжет взглядом!
Снова замах ноги, и тонко-изогнутая ступня, и обнажаются икры…
Наваждение!
Он отвернулся — лишь бы не видеть ее и не утратить разум! — глотнул из рога пьяной воды. А музыка все лилась и лилась. Виэльди не поднял взгляда, пока она не закончилась.
Танцуя, Данеска забывала обо всем и всех, растворялась в волшебных трелях — и никаких мыслей! Она была воплощенной мелодией — ритм и чарующие звуки вели, а она следовала за ними, покорялась им, теряла себя. Данеска исчезала, оставалась только музыка и — танец.
Так было всегда, но не сейчас. Ныне она не растворилась в пляске: мешало осознание, что на нее смотрит Виэльди — то ли брат, то ли любовник. А он смотрел! Смотрел так, что хотелось сбежать! Пронзающий насквозь, обжигающий и… алчущий взгляд.
…Виэльди! Ну зачем так смотришь? Зачем тревожишь?!
Когда Данеска закончила танец и сложила руки перед грудью, музыка оборвалась. Люди захлопали, выкрикивая слова похвалы, а Виэльди отвернулся, словно ее не замечал. Неужели жаркий взгляд лишь почудился?
Данеска не стала отвечать на крики «еще, еще!», не стала и кланяться в очередной раз — вместо этого сбежала. Обогнула костер и бросилась в степь, подальше от людей, от костра, от праздника. Лишь когда пламя померкло за спиной, превратившись в далекий огонек, она замедлила шаг и остановилась. Опустилась в мокрую траву и уставилась на небо, усеянное насмешливыми звездами.
Минуты не прошло, и позади зашуршала трава: Данеска вскочила и обернулась — сюда шел Имидио. Какое странное чувство! Одновременно облегчение, что это он — и досада, что всего лишь он.
Имидио приблизился и прошептал:
— Ты так красиво танцевала… Сегодня особенно красиво…
— Я старалась, — сказала она, а потом, сама себе удивившись, воскликнула: — Поцелуй меня!
Возможно, хотя бы так она забудет о Виэльди…
Имидио растерялся, но ненадолго: миг — и он впился в ее губы. Поцелуй был и страстным, и нежным, но… все равно это был не тот поцелуй. Не те губы, не те руки, не те объятия… не тот мужчина. Ничего! Пусть он целует дольше и крепче, чтобы мысли о брате выветрились из головы!