Дети с улицы Мапу - [18]

Госпожа Вайс не хотела бежать. Она слишком устала от жизни. На это усилие у нее уже не хватало духу. Чтобы добраться до Паулаускасов, нужно выскользнуть из гетто, пройти четыре километра по шумным улицам города, дрожать перед каждым мальчишкой-литовцем — нет, это выше ее сил. Только Шулю она хочет спасти. Но что делать, если девочка стоит на своем: без мамы не пойду!

Госпожа Вайс сдалась. Она уже привыкла уступать дочери. Только как связаться с Паулаускасом? А если его уже нет в городе? Три месяца не приходил он к забору и не давал знать о себе.

Тогда Шуля придумала новый план: она одна отправится к Паулаускасам и пошлет его за мамой. А если он откажется прийти, Шуля вернется в гетто.

Теперь перед Шулей встала главная проблема: ей нужна форма литовской гимназистки. Только так сможет она пройти по городу. Но как достать в гетто коричневое шерстяное платье и черный фартук?

Той ночью Шуля и Шмулик долго не ложились спать. Огонь в печке давно погас, лишь несколько угольев еще тлело. Дети грели над ними руки. Яркий лунный свет падал сквозь окно на стену напротив, на которой двигались тени. Дети прислушивались к тяжелому дыханию госпожи Вайс и вздохам госпожи Коган.

В ту ночь был продуман план: за продукты в гетто можно достать все что угодно. Шуля и мама будут экономить еду, которую они получают, Шмулик постарается раздобыть вне гетто булку хлеба. На эти продукты можно выменять платье.

Шли недели, а план все не удавалось осуществить. Спасение пришло неожиданно, совсем не оттуда, откуда ждали.

Наступило христианское рождество. Окна примыкающих к гетто литовских домов засияли яркими разноцветными огнями. Шмулик и Шуля вышли на улицу и, подойдя к ограде, смотрели на освещенные окна, за которыми виднелись елки, украшенные цветными бумажными цепями, румяными яблоками, блестящими иконами. На ветках горят разноцветные свечки.

Из ближайшего двухэтажного дома доносится пение, веселый смех плящущих детей, праздничный гомон.

Шуля вспоминает, как ее пригласили на елку в дом друга отца, врача-литовца. Она, Шуля, тоже плясала тогда вместе со всей детворой, радовалась подаркам и в праздничной суматохе забыла, что она здесь чужая, дочь еврейского народа. А теперь ей запрещено даже жить рядом с хозяевами земли — литовцами. Ей кажется, что с того рождества прошло много-много лет.

Вдруг пение оборвалось. Из дома слышны испуганные возгласы, грохот падающих стульев, женский визг. Мужчина с непокрытой головой выскакивает из подъезда. Взгляд его падает на мальчика и девочку, прижавшихся к ограде гетто.

Мужчина, поколебавшись секунду, поворачивается к ним.

Шмулик тянет Шулю за рукав:

— Уйдем отсюда.

Но мужчина делает им знак подождать.

— Не убегайте, я вам ничего не сделаю. Я ищу врача. Есть у вас врач или фельдшер? Человек ранен в голову. Позовите скорей, а то умрет.

Сначала Шуля хотела убежать, оставив литовца у ограды: «Какое ей дело до того раненого?! Пусть умирает… Одним убийцей меньше будет. Мало они еврейской крови пролили?!» Но у нее вырвалось само:

— Моя мама фельдшер.

Литовец умоляюще протянул к ней руки.

— Проведи меня к ней. Отец тяжело ранен. Одним махом он перескочил через ограду в вошел вслед за Шулей в дом.

— Вы фельдшер? — обратился он к госпоже Вайс.

— Да, я.

— Пожалуйста, идемте со мной. Мой отец тяжело ранен.

Госпожа Вайс взглянула на него. На мгновенье и у нее мелькнула мысль о мести, но тут же овладела собой: человек умирает, она должна оказать помощь! Тихо собрала инструменты и пошла к ограде. Тут она остановилась… Она не имеет права перейти через преграду, которую они, хозяева земли, воздвигли между евреями и собой, «высшей расой». Горечь и боль захлестнули ее сердце.

— Вы отгородили нас, как хищных зверей, отделили нас от людей, а теперь просите, чтобы я помогла вашему отцу?!

Спустя час госпожа Вайс вернулась, держа в руках булку хлеба, праздничный пирог и большой кусок колбасы — плату за труд. Она рассказала, что литовца ранил его пьяный сосед, который, повздорив с ним, ударил его по голове бутылкой.

Назавтра Шмулик взял колбасу, ушел и вернулся, неся желанную форму. Шуля надела платье с черным фартуком и взяла в руки коричневый кожаный портфель — единственное, что осталось у них из всего имущества. Чтобы не вызывать в гетто подозрения, она закуталась в большой шерстяной платок, закрывшись им от головы до пояса. Поднявшись рано, она вышла вместе с Шмуликом и смешалась с людьми, отправлявшимися на работу в город.

Люди приблизились к воротам. Вокруг — зимняя предрассветная мгла. Падает снег, покрывает стоящих с ног до головы, делая их похожими друг на друга. Полицай у ворот, не глядя, быстро пересчитал людей и махнул рукой. Через минуту — все за воротами. Шуля облегченно вздыхает.

Теперь перед ней вторая трудная задача: как ей выскользнуть из рядов рабочих, чтобы ее не заметили литовские охранники. Шуля осматривается вокруг. Ее бригада отделилась от остальных бригад и свернула в боковую улицу. Дома здесь маленькие, преимущественно одноэтажные, тротуары узкие. Сопровождают их только два литовских полицая. Один спереди, один сзади. Значит, ей нужно перейти в последние ряды и ждать удобного момента.