Дети с улицы Мапу - [11]

Сначала, когда они только перебрались сюда, Ханеле все время плакала. Она не хотела оставаться в этой комнате, тесной и мрачной, куда солнечные лучи заглядывали только перед вечером. Но постепенно Ханеле привыкла и успокоилась. Когда лучи солнца проникали через окно в комнату, на серой стене появлялась широкая золотая полоса, которая тянулась до двери и исчезала задолго до возвращения отца с матерью.

Иногда Ханеле подходила к стене и пыталась поймать солнечный зайчик. Свет падал на ее маленькие ручки, но как только она отрывала их от стены, он, казалось, проскальзывал сквозь пальцы.

Девочкам было тоскливо сидеть в мрачной комнате. В окно был виден только клочок синего или серого, в зависимости от погоды, неба. Иногда они ставили у окна свою единственную табуретку, взбирались на нее и выглядывали наружу. Но и тогда не много удавалось увидеть: стены домов загораживали все.

Время от времени прилетали птицы, садились на крышу напротив их окна, щебетали и чирикали. Ханеле от радости хлопала в ладоши: — Вольная пташка, добрая весть!..

Иногда окна в доме напротив открывались и из-за занавески выглядывало несколько пар глаз.

— Мама, мамочка, там тоже есть дети, — радостно кричала Ханеле.

— Да, дочка, много детей в гетто, — вздыхает госпожа Коган.

Но девочки не понимали, почему вздыхает мать. Разве плохо, что есть дети?

Ханеле готова спрашивать без конца, но у матери нет времени: нужно приготовить еду отцу, постирать, сбегать получить по карточкам муку или крупу, починить штаны Шмулика, принести воды из колодца, а утром идти на работу.

Ханеле хочет встать взрослой, проснуться утром большой, как… как мама, чтобы помогать ей. Этеле уже много умеет делать: мыть посуду, подметать пол… Но готовить и стирать она не умеет.

Мама такая усталая. Она часто жалуется на головную боль. Иногда Ханеле просыпается ночью, ищет в постели маму, а та еще сидит при свете керосиновой лампы и шьет, шьет…

Швейной машины у них нет. Мама шьет вручную. Ханеле хочет встать с постели, подбежать к матери, обнять ее. Но ее глаза смыкаются, и она засыпает. А утром в комнате пусто, только она и Этеле. Мама стала бледной. Этеле тоже бледная. Сегодня папа посмотрел на нее и озабоченно сказал:

— Боюсь, что Этеле больна. Она так похудела за последнее время.

— Гетто съедает детей, — со слезами на глазах говорит мама.

Ханеле не понимает, как это гетто съедает детей. Что оно — волк? И вообще, что это — гетто? Ханеле пристает к матери с вопросами.

— Мамочка, завтра суббота?

— Да, дочка.

— Мамочка, пойдем гулять на Неман?

— Не пойдем, дочка, мы живем в гетто. Из гетто нельзя выходить.

— Мамочка, ты помнишь Шулю?

— Помню.

— Почему она к нам не приходит?

— Шули нет в гетто.

— Напишем ей письмо, чтобы пришла.

— Нельзя из гетто писать писем, и прийти сюда нельзя.

— Мамочка, когда я пойду в садик?

— Нет в гетто садика, дочка.

— А когда ты опять принесешь цветы на субботу? Как тогда, когда мы жили на улице Мапу.

— Ханеле, в гетто нет цветов.

— Так что же есть в гетто? — расплакалась Ханеле. — Не хочу жить в гетто. Не хочу! Хочу цветы. Хотя бы один цветочек. Маленький. Пойдем отсюда, мама, пойдем!..

Так было в первые дни. Теперь уже Ханеле понимает: ни один еврей не хочет жить в гетто. Только Гитлер этого хочет. Гитлер очень злой. Немцы и литовцы бьют евреев. А выйти нельзя, потому что вокруг гетто ограда. В гетто грязь, болото, по вечерам темно. И есть не дают евреям в гетто.

Ночью Ханеле просит хлеба. Иногда она просыпается и не может заснуть.

Вчера она проснулась с улыбкой на лице, но посмотрела вокруг и расплакалась.

— Что ты плачешь, Ханеле? — спросила Этеле.

— Где мой пирог? Ты взяла мой пирог.

— Какой пирог, Ханеле? Никакого пирога здесь не было. В гетто нет пирогов.

— Был пирог, — плачет Ханеле, — здесь на кровати был.

Ханеле приснился добрый сон.

Ханеле и Этеле еще маленькие. Но он, Шмулик, уже взрослый. После того как Рувим не вернулся с аэродрома домой, Шмулик остался самым старшим в семье. Кто же, как не он, должен помогать родителям.

Шмулик очень скучает по брату Рувиму. Он очень его уважал и старался на него походить. К началу войны Рувим кончил два курса университета. Мать хотела, чтобы Рувим пошел на медицинский факультет: нет ничего лучшего для еврея, чем быть врачом. Даже антисемиты нуждаются во врачах-евреях. Врач не зависит от работодателей, нет над ним хозяина, и заработок хороший….

Рувим был лучшим учеником в классе, но на медицинский факультет его не приняли, потому что он кончил еврейскую школу. Из университета ему сообщили, что нет мест, преимущество дается закончившим литовские гимназии. Рувим пошел на юридический факультет. Он читал много книг и газет.

Когда началась война, Рувим хотел бежать на восток, но не мог расстаться с семьей и вернулся.

В гетто Рувим тоже много читал. Шмулик не мог понять, откуда Рувим добывал книги. Ведь власти приказали сдать все книги, которые были в гетто. И откуда он брал силы читать? Он работал в ночную смену на аэродроме. Каторжный труд — всю ночь работать лопатой, копать, сгребать землю и песок, таскать камни… в снегу, на морозе.

Никто не шел работать на аэродром по доброй воле. Все старались уклониться, искали работу полегче, места, где можно было раздобыть какие-нибудь продукты. За адский труд на аэродроме не получали ничего, даже есть работникам не давали, а обменять что-нибудь на продукты тоже было нельзя. Били смертным боем. Те, у кого были деньги, нанимали вместо себя других, а те, у кого были в руководстве гетто друзья или родственники, изворачивались с их помощью… Рувим работал за всю семью, чтобы отец с матерью смогли пойти на другую работу — достать продуктов.