Дети Розы - [28]

Я оказался перед некоторой дилеммой морального характера. Постараюсь пояснить: из собственных соображений я потратил немало энергии, собирая сведения, которые, должен признаться, касаются в первую очередь тебя. Уверен, тебе они ни к чему и придутся не по вкусу, а потому ты, скорее всего, не придашь им значения. И все же это не дает мне оснований скрывать эти сведения от тебя.

Итак, к делу. Я провел расследование касательно мисс Уолш и ее приятеля-взломщика. Сдержи свой гнев. Как адвокат, который добился ее освобождения, я, само собой, должен был собрать о ней сведения. Мне предоставили все нужные материалы. И что бы ты ни решил, признаюсь: я просто не мог оставить все как есть.

Итак, молодого человека, который последние два года был постоянным спутником мисс Уолш, зовут Джек Лейси. Его политические пристрастия не вызвали у меня удивления: с момента окончания Свободного университета в Берлине, что произошло несколько лет назад, он принадлежит к боевой группе леваков, сторонников упразднения парламента. Не сомневаюсь, что ты отмахнешься от этого обстоятельства, сочтя его безвредным юношеским идеализмом. Английская полиция придерживалась другого мнения, но я могу допустить, что ты и этот факт сочтешь столь же несущественным, поскольку придерживаешься широко распространенной либеральной позиции в отношении подобных вопросов. Должен признаться, я тоже полагаю его весьма опасным, но, с твоей точки зрения, я безнадежно малодушен, а потому полагаю, что мое мнение для тебя немного значит. Как бы то ни было, малодушен я или нет, я все же решил встретиться и поговорить с этим парнем. Это избалованный юнец из богатой семьи, которая в тридцатых годах поддерживала Мосли[40]. Формально он примкнул к хиппи и открестился от своей среды, что не мешает ему и сейчас гонять на «альфа-ромео». Он ненавидит весь пантеон капиталистических злодеев, одним из которых, боюсь, являешься ты (возможно, ты найдешь в этом скрытую иронию), и с энтузиазмом обдумывает способы их физического уничтожения. Он не является членом какой-либо английской политической организации, поскольку, по его словам, все они не достаточно радикальны.

Все это, дорогой Алекс, по-прежнему имеет к тебе отношение, ибо, как признает этот молодой человек, в последние несколько месяцев, когда мисс Уолш уже жила в твоем шато, он регулярно с ней встречался.

Тобайас положил ручку. Образы, толпящиеся в его мозгу, было трудно передать на бумаге хоть с какой-то точностью. Да и как он мог признаться Мендесу в старой патологии, в том, что его притягивает этот парень с холодным взглядом и беспощадной ненавистью к слабакам, признаться в мгновенно вспыхнувшем взаимопонимании между ними. О, как он понимал этого парня, когда тот сказал, что предпочел бы иметь своими предками самых мерзких насильников, чем цепочку мягкотелых жертв с желтыми звездами.

Они сидели в автомобиле позади автобуса и ждали, в открытое окно доносился гнилостный сладковатый запах овощей и фруктов, выброшенных в сточную канаву. Вокруг тарахтели включенными двигателями тяжелый грузовик, старый «рено», «моррис-майнор».

Их желтый автомобиль едва полз, останавливаясь через каждый метр. Тобайас видел, что Лейси все больше мрачнеет и раздражается. Джек зевнул и оперся на локоть, глядя на торговку в овощном киоске, толстую, рыжую, начавшую седеть. На плоском лице внимание останавливали лишь глубокие носогубные складки. Руки у нее были белые с короткими толстыми пальцами. Женщина наклонилась, ища что-то под прилавком, и ее зад, словно коровий круп, раздвинул полы залоснившегося черного пальто.

Затем она вознамерилась пересечь улицу и ступила на мостовую между желтой машиной и автобусом. Все еще откинувшись на сиденье, Лейси надавил на педаль газа. Машина взревела и дернулась. Женщина рванулась вперед и, увидев, что другая полоса дороги пришла в движение, в панике оглянулась на Лейси. Тот ответил на ее испуг холодным безразличным взглядом пронзительно синих глаз.

О да, я его прекрасно понимаю, подумал Тобайас. Он один из тех, кто с ликованием будет наблюдать, как скатываются с плахи головы, как вспарывают животы. Он будет смеяться, поскольку сердце его поражено болезнью — мечтой о мести. И поскольку объект его ненависти до такой степени присущ человеку, неотделим от него: объект этот — мягкость. Во всех проявлениях. Которую ненавидит и сам Тобайас. Да, он уловил ту же холодность, свойственную им обоим. В своем воображении он ощутил ее вкус на тонких губах молодого человека. Тот самый старый вкус, вернувший его в школьные годы, почти забытый, погребенный, отвергнутый — вожделение детских лет.

Против воли он вспомнил свою любовь. К другому холодному голубоглазому аристократу, который отвечал ему презрением. Теперь он беспробудный пьяница. А возможно, уже мертв. Но Тобайас все еще слышал до нелепости самонадеянные нотки его голоса, который повышался, растягивая слова, и эта аристократическая манера речи звучала почти издевательски:

— Изыск, говоришь? Он у меня с колыбели.

В Оксфорде Тобайас был его рабом. Тот забавлялся, устремляя на оробевшего Тобайаса взгляд голубых глаз, которые могли, не мигая, встретить любую опасность и даже превратить ее в развлечение. Мастер грубых шуток, он обожал нарушать все запреты, втягивая в свои затеи Тобайаса. Издевками, подначками, словесными уколами.