Дети разлуки - [80]

Женщина слушала его с интересом, скрестив руки и опершись локтями на стол. Впрочем, голос Микаэля всегда завораживал его собеседников, особенно если он говорил о том, во что верил и что любил.

– Хорошо, – заявила в конце женщина-офицер и проштамповала его паспорт. – У вас туристическая виза сроком на один месяц, господин Делалян, – завершила она разговор, поднявшись и возвращая ему документ.

– Спасибо.

Женщина проводила его до двери и показала направление к выходу.

– Еще раз извините, – пробормотал Микаэль, пожав ей руку.

– Что ж, алливедельчи Лома![62] – воскликнула она по-итальянски, заставив его улыбнуться из-за своего произношения. – Так ведь говорят, да? – добавила она и тоже улыбнулась.

– Совершенно верно, – ответил он. Затем поднял свой чемодан и направился к выходу.

– Бакунин! – прокричал голос из задних рядов.

Микаэль обернулся, но никого не узнал в переполненном людьми зале ожидания.

– Микаэль! – снова позвал голос, на этот раз уже ближе.

Высокий и крепкий мужчина пробирался через толпу, извиняясь, широко улыбаясь и лихорадочно жестикулируя. Это был Азнавур, которого так и распирало от удовольствия и счастья.

Микаэль тоже разволновался, когда увидел его, и прибавил шаг, чтобы поскорее обнять.

– Азнавур, старина, – сказал он, крепко обняв друга. Радость от встречи спустя несколько десятилетий была настоящая, искренняя.

– Ах, как мне тебя не хватало! – говорил друг, похлопывая его по спине.

Микаэль отступил, чтобы лучше его разглядеть. Эмиль хорошо выглядел, в отличие от впечатления, производимого его фотографиями. На лице было мало морщин, кожа еще сохранила эластичность и упругость, а глаза блестели юношеским задором. Микаэль узнал прежний взгляд, и ему показалось, что они вернулись в прошлое.

– Ты хорошо долетел? – спросил его Азнавур, подтягивая джинсы и поправляя огромную голубую толстовку с изображением в центре кленового листа и надписью «Toronto Maple Leafs» – эмблемы его любимой хоккейной команды.

– Да, будь спокоен, – соврал Микаэль.

Азнавур подхватил его чемодан и направился к выходу.

– Пройдемся до стоянки, не возражаешь?

– Напротив, мне нужно размять ноги после десяти часов сидения в кресле, – пробормотал Микаэль, остановившись у лифта. – Далеко же ты забрался.

– Вижу, ты совсем не изменился, – сказал друг, внимательно оглядев его: серый костюм, белая рубашка, летнее пальто кремового цвета, перекинутое через руку. – Ты все такой же, даже в своей манере одеваться. Эмблему колледжа куда дел?

Тут они оба рассмеялись и не переставали смеяться, даже когда сели в лифт.

В новеньком «кадиллаке» друга Микаэль окончательно расслабился и стал с интересом смотреть по сторонам. Ему казалось, что все вокруг более широкое и ухоженное. По обеим сторонам дороги, на сколько хватало глаз, простирались зеленые угодья, там и тут возникали фермы, небольшие виллы, коммерческие центры. Машины двигались ровным потоком по своим полосам, и никто не выделывал опасных фортелей. Дорожные знаки вдоль дороги были легко читаемые и чистые. Автобан номер 401, на который они только что въехали, был обозначен большими зелеными щитами с номером, выгравированным на фоне белой короны.

– Почему белая корона? – спросил Микаэль, удивившись.

– Из-за королевы. Мы же страна Содружества[63], ты что, забыл?

– Ну и что? Хотят напоминать вам об этом, пока ведете машину?

Они снова засмеялись. Азнавур всегда оказывал на Микаэля такое влияние: рассеивал его тревоги, успокаивал его страхи, словом, поднимал настроение.

– Ты уже подготовил свое воскресное выступление? – спросил его друг напрямик.

– Кое-какие тезисы набросал в самолете.

– Что бы ты ни сказал, они будут очарованы, твои слова проникают прямо в сердце. Культурный центр чрезвычайно возбужден в связи с таким событием. Для диаспоры это большая честь наконец-то принимать тебя в гостях, интеллектуала с мировым именем, философа высокого уровня.

– Перестань, Эмиль. – Микаэль заерзал на сиденье. – Это не шутки. Здесь речь идет о деньгах, а ты знаешь, как тяжело заставить людей доставать их из карманов.

– Да, но это на благородное дело. Они должны понять, что, если не будет пожертвований, если они будут скряжничать, колледж закроют.

Мысль о будущем без их колледжа расстраивала обоих, так что они вместе решили бороться всеми силами и средствами, чтобы этого не случилось.

– Что, действительно так плохо? – спросил Эмиль.

– Хуже некуда. Никто не записывается, по крайней мере, из богатых семей, которые могут позволить себе вносить установленную плату. Иногда приедет какой-нибудь мальчик из Бейрута, Дамаска или Багдада. Ты же представляешь? Все держится на пожертвованиях и субсидиях, но как долго так может продолжаться?

Азнавур кивнул.

– Ты говорил, что был у них недавно.

Микаэль вздохнул:

– Да, ездил на карнавал, но было бы лучше, если бы я отказался. Тяжело было смотреть. Стены облупились, сад запущен, грязь и мусор повсюду. Я буквально сбежал оттуда.

Они долго молчали, каждый, казалось, воскрешал в памяти время, проведенное в колледже «Мурат-Рафаэль».

– Помнишь, ты вырезал на спинке кровати дату, когда поступил туда? – сказал Микаэль. – Представь, она еще сохранилась.