Дети победителей - [88]

— Глубокий подтекст… В фамилии «Алохин» зашифрована его не виртуальная, а реальная специальность — лохотронщик. Говорю тебе как филологу: Алохин — лохотронщик! Обрати внимание на звукописный код. Но лохотронщик самого высокого класса! Не грязный наперсточник с привокзальной площади.

— Леша, друг, брат, у меня деньги кончились, — констатировал я, проверяя карманы, — дай червонец взаймы — я про тебя в газете напишу.

— Я тебе дам червонец — чтобы ты не писал про меня в газете…

Наступила пауза моего профессионального торжества. Они берут нас на улице, кидают в камеры и душат по праздникам, а мы молчи?

— А вот это будет стоить дороже, — тихо произнес я по чисто конкретному случаю.

Я вспомнил, как однажды шел по улице и увидел впереди лоток с блоками сигарет, пластиковыми зажигалками и золотистыми пепельницами из металла. «Вы выиграли! Сигареты — ваши! Зажигалка — ваша!» Слова эти, как я понял, относились к мужчине, стоящему перед лотком. Но я ошибался… Выигравший мужик с блоком сигарет, обгоняя меня, повернулся и радостно поделился своей удачей: «Представляешь, мужик, выиграл!» Представляю, я уже понял: все слова, включая последние, предназначались для меня… Лохотронщики дешевые, если б они знали, с какими кидалами мне приходилось работать! И все-таки я нарвался — этот оказался очень крупным игроком. Пашей-кидалой… Ага, а еще его называют «Паша-бандит».

Неожиданно в кафе появился Сережа Бородулин. Среднего роста, худощавый, хрящеватый нос с горбинкой, зеленые глаза. Он шел так тихо и осторожно, будто боялся, что его кто-нибудь заметит.

Но я окликнул Сережу — ему пришлось подсесть к нам. Мы тут же налили другу холодного пива.

— А ты бы полетел в Чечню по своей воле — в командировку или на войну? — спросил я.

— Только по приказу, — ответил Сергей, — знаешь, как у меня менялось отношение к гражданской войне? Лет двадцать пять назад я был абсолютно уверен, что, окажись в те годы на Урале, пошел бы в Красную Армию, к Блюхеру Пятнадцать лет назад я так же был убежден, что пошел бы в Белую армию, к Колчаку Потом Булгаков и другие прочистили мне мозги, кто и как воевал.

— И куда ты пошел бы сейчас? — спросил Леша.

— Думаю, пошел бы к Якову Бутовичу — спасать лошадей…

Удивление выразил только Сиротенко.

— Интересный ты человек, — заметил старый мент.

— Быть интересным — что еще остается интеллигентному человеку? — тут же отреагировал Сережа.

Оперуполномоченный упал — замоченный… А когда пришел в себя, ответил профессионально:

— А я бы пошел в опергруппу Ганьки Мясникова из Мотовилихи, который выкрал Михаила Романова из «Королёвских номеров», расстрелял и сжег в доменной печи, вместе с секретарем-англичанином…

Мент куражился. Он, когда пьет пиво, всегда куражится. Сказал, что «сжег», хотя известно было, что князя с пресс-секретарем расстреляли в логу, в шести километрах от керосиновых складов Нобеля. Хотя все может быть — может быть, и сожгли…

— Придурок мотовилихинский, — заметил я.

— О ком ты? — спросил Леша.

— О тебе…

— Что Банька Мясников… Ни одно крупное дело в Мотовилихе не обходилось без участия Александра Лукича Борчанинова, будущего первого секретаря обкома, — с примирительной улыбкой произнес Сергей. — Большой человек был — умел говорить с народом… Читал его доклады в «Звезде» — он знал местный материал, не то что вы — армяне…

— Э-э, а я тут при чем? — возразил я.

— Ты вообще ни при чем, а вот после Борчанинова прислали руководить областью некоего Мирзояна, кажется, из Баку, на фотографиях — красавец, в русской вышитой косоворотке, с усиками, как у Ягоды, начальника ОГПУ… Именно под руководством Мирзояна прошла успешная коллективизация в Пермской области. Правда, доклады писать совсем не умел — одни цитаты из вышестоящих текстов. Может быть, поэтому его расстреляли в 1937 году, в Казахстане. Не наш человек был, не местный…

Сережа внимательно посмотрел на меня.

— Ты чего на меня смотришь? — возмутился я. — Я родился севернее вас обоих! Придурки. Местных тоже расстреливали…

Сережа рассказывал мне когда-то, что священник на исповеди перед крещением сказал ему: «Почему-то Господь тебе это попускает…» — «Что значит — попускает?» — спросил я Сережу. «Ну, напиваться… Не бережет меня от пьянства», — с улыбкой ответил он.

Я заметил, Сережа за весь вечер выпил только бутылку пива. Он стал другим.

Да и я, кажется, изменился — стал пить еще больше.

Я думал: Яков Бутович спасал лошадей, единицы из великой породы, а по прихоти шизофреников в мировой войне погибло девять миллионов лошадей, только наших, Господи, российских… Как там пела когда-то моя мама: «Вырвались на волю сорок тысяч лошадей…»? Пела — да… «и покрылось поле, и покрылось поле сотнями погубленных, порубленных людей. Любо, братцы, любо, любо, братцы, жить, с нашим атаманом не приходится тужить…»

Споет мне, а потом говорит: «Ты только в школе ее не пой — это запрещенная песня!»

Из обзора

Бывший боевик, 23 года. Ему всё равно, с кем налаживать мирную жизнь, с «гасками», то есть с русскими, или с американцами. Криминальная романтика надоела, а ваххабиты — это война. Хочется открыть магазин, как у родственников в Москве. В чеченской милиции половина ваххабиты. «Хочешь, проедем через любой блокпост. За 50 рублей Басаева пропустят и документов не спросят».