Дети Луны - [12]

— Я утверждаю совершенно другое, мой молодой и недоверчивый друг: если ты не можешь объяснить какое-то явление, это не значит, что явление не может существовать без твоего объяснения. Современная наука кое-что знает о жизни, но безобразно мало интересуется смертью.

Или — делает вид, что мало.

— Зачем?

— Зачем скрывали Манхэттенский проект? Секретили станцию «Северный Полюс — 2»? Утаили инопланетную капсулу, найденную при строительстве московского метрополитена? И, главное — зачем запретили производство искусственной «голубой крови»? Сколько людей она бы спасла! Средний человек отнюдь не желает жить в страхе. Знаток человеческой души не зря заметил, что во многом знании много печали. Счастлив ли ты будешь, если вдруг узнаешь: через пять лет вспышка на Солнце уничтожит жизнь восточного полушария, а западного, между прочим, смерть не коснется совершенно, ибо там будет ночь?

— Есть такие данные? — испугался я.

— Нет, я так… Для примера…

— И примеры же у тебя…

— Доходчивые.

— Оставим вспышки. Оставим Брюхоненко и этого, как бишь… фон Титца с его гробницами. Вчерашний случай к фараонам и эскимосам не имеет никакого отношения. Никто никого не оживлял. Совсем напротив.

— Но труп-то исчез.

— Давеча наш терапевт в Черноземск ездил, к дочке. Гуся зарезал, хорошего, жирного. Приехал, подошел к трамвайной остановке, поставил сумку на землю, отвернулся на минуточку, а густь-то и улетел. Безо всяких фон-дер-Пшиков, или как там твоего немца звали…

— Вижу и слышу, что юмор не покинул тебя. Но в данной ситуации осторожность важнее.

— С осторожностью у меня еще лучше, чем с юмором, — уверил я полковника.

— Надеюсь, надеюсь. Во всяком случае, кто предупрежден, тот вооружен, — он ушел в дальнюю комнату и вернулся с баллончиком граммов на пятьдесят. Простенький баллончик, серебристый, без маркировки.

— Вот, у меня лишний. Пользуйся.

— Что это?

— Спецсредство. Ты его на собак или мелких хулиганов не расходуй.

— А на кого расходовать?

— Увидишь, на кого. Вот тогда не раздумывай. А то давай, поживи у меня. Места много, не стеснишь.

— Спасибо, конечно, от души. Пока повременю. Да и Маркиза предпочтет видеть меня дома, а не скрывающимся невесть от кого.

— Да, Маркиза… Кошка — это хорошо. Кошки, как утверждал фон Титц, обладают способностью распознавать мнимовоскресших. Как тебе термин: мнимовоскресшие, звучит? Если твоя кошка проявляет неуместную активность, скажем, прячется под кровать, или, напротив, не подпускает тебя к двери, будь начеку. Бери этот самый баллон и смотри в оба. У тебя ведь второй этаж?

— Второй, — ответил я.

— Все ж лучше, чем первый. Хотя какие сейчас этажи…

— А разве вампиры не летают?

Полковник задумался на секунду, потом решительно ответил:

— Предрассудки. У них и крыльев-то нет. Другое дело, что мнимовоскресший может напрячься и прыгнуть довольно-таки высоко…

— Насколько высоко?

— Метра на три, четыре.

— Стало быть…

— Стало быть, твой второй этаж тебя не спасет. Право, погости. У меня и решетки на окнах стальные, и собаки в обиду не дадут, да и я сам кое-чего стою…

— Не сомневаюсь. Прижмет — приду. С Маркизой.

— А хоть с принцессой, места хватит, — но видно было, что в мой приход он не особенно верит. Не прижмет — то вроде и незачем. А прижмет — не успею.

— Солнце сядет через… — он посмотрел на часы, — через сорок три минуты. Если ты решил возвращаться домой, то — самое время. Дети Луны скоро проснутся.

Я намек понял и откланялся.

Назад я шел озадаченный. Вилли Соломонович человек, скажем так, неоднозначный. Но склонности к мистификациям я прежде за ним не замечал. Опять же насчет кошки — как он угадал, что Маркиза ночью не пустила меня к двери?

Ответ прост донельзя. Он и приходил ночью ко мне. Он и письмо мне написал. Он, если на то пошло, мог и труп похитить. Зачем? Можно выдвинуть кучу совершенно нелепых, диких, бредовых версий, от желания попрактиковаться в анатомии до приготовления из мертвого тела собачьего корма. Каждая версия будет все-таки тысячекратно более приемлема, нежели предположение о беспокойном упыре.

Глава 7

Так думал я по пути домой. Посмеивался, а все-таки торопился. Хотел попасть под крышу до захода солнца.

Но по пути меня перехватили. Должен сказать, что уходя из дому, я обыкновенно в двери оставляю листок с предполагаемым маршрутом. Иначе районному хирургу нельзя. Всякое может случиться. Видно, и случилось — больничный газик пылил мне навстречу. Все-таки великое дело — лето, посветило солнышко, и высохла грязь.

Много ее кругом, отсюда и названия — Топлое, ныне, правда, Тёплое, переделали для благозвучия. Красное — зачастую измененное Грязное. Откровенно и без прикрас: Грязи Черноземные. Есть у народа словцо гвазда, что означает ту же самую грязь. А в области имеется село Гвоздевка. Гвоздей в ней сроду не делали, просто прежде она называлась Гваздевкой. Соседний райцентр Большая Гвазда! На черноземе стоит. Соседний губернский город Воронеж того же корня: ворон — черный, Воронеж — черная плешь. Иначе — грязная.

Вопросы языкознания заняли у меня не более полуминуты. Газик остановился рядом, и больничный шофер Ефим Ерофеев, которого иначе, чем Фимкой, не звали, выглянул наружу: