Дети Лавкрафта - [51]

Режим забвения Лэрд Баррон

Лэрд Баррон – автор нескольких книг, в том числе The Croning («Инициация»), Occultation («Затемнение и другие рассказы») и The Beautiful Thing That Awaits Us All («Прекрасное, ожидающее всех нас»). Его произведения появлялись также во многих журналах и антологиях. Выходец с Аляски, Баррон в настоящее время живет на севере штата Нью-Йорк.

Где-то в Скалистых горах

Музыкальная шкатулка наигрывала бравурные нотки баллады об убийстве.

В местах далеко не гостеприимных компания расположилась лагерем, развели костер и, рассевшись вокруг, все смотрели, как горит он слабым пламенем. Молодая женщина в древних латах, два старика (один в одежде из разных кусков кож, другой в штанах и рубахе из оленьей кожи), седеющий пес и такой же седеющий конь. Животные были крупными, нескладными, и глаза обоих светились необычайной разумностью. Оба животных предпочли бы укрыться на какой-нибудь ферме. Девушка в древних латах на сей счет животных обманула: улестила сладкими речами и обращением к их воинственной природе.

Ночные птицы с криком летали по укутанной в туманы долине. В укромной гряде слаженно завывали волки. Строевой конь бил копытом безо всякой радости, потому как доносившийся вой не был волчьим воем, скорее, выли озверевшие люди в волчьих шкурах. Тени соснового леса крыли татуировками то валун тут, то полоску лесных цветов там. Пригоршни блещущих холодом звездочек повисли в нетленной темноте. Воздух слегка пах снегом и крепко зелеными иголками, землей и дымом костра.

– Луна дьявола повернула на День Тора. – Бродяга тронул струны гитары Страдивари, подыгрывая музыкальной шкатулке женщины. Гитара ему досталась от короля за оказанные услуги. Одеяло его было залатано эмблемами мира и символами анархии, за которые его утопили бы при правлении прежней монархии. – Для нее это первая ночь в столетии, когда она всходит на День Тора… Я проспал ее восхождение в незаконченном фундаменте какой-то мельницы. И все ж видел ее – во сне. Сияющая белая монета, заляпанная кровавым отпечатком пальца. Мы с вами тогда еще друг друга не знали.

Слева от бродяги долговязый мужчина в оленьей коже оттачивал томагавк. Он глянул туда, где убывающая Луна курилась за вершиной, называвшейся Старухиным Носом, где обитали давно исчезнувшие племена. Долговязый набычился.

Лохинвар закрыла музыкальную шкатулку, отключив кристаллического сорокопута[19], устроившегося на ветках кристаллического терновника. В День Тора девушка тоже скрывалась от окровавленной Луны, но все же видела ее. Она закрыла лицо обеими руками в боевых рукавицах, пока ветер стонал снаружи ее укрытия в основании мертвого дерева. На тройном лезвии ее клинка, «Нагоняя», играли отсветы адского огня. Меч поблескивал, словно срезанный бивень, лежа поперек ее скатанной постели, пока музыкальная шкатулка сама собой наигрывала жуткую заупокойную мессу.

Мантус, оберегая, обернулся вокруг нее всем своим пушистым телом. Флинт, войной закаленный жеребец, стоял себе безмятежно, глаза его скрывала сумка из мешковины. Летучие мыши проскальзывали по лыбящемуся черепу Луны. Флинт лишь хвостом помахивал, заслышав отдаленное воющее скри-и-и-и. Несколько ночей минуло, а красноватая Луна все еще горела устрашающе, как тупой зрак убойного пьяницы, но не было у нее уже силы полностью развращать умы людей и животных.

Мысль слишком поспешная.

Мантус зарычал. Зашуршал полог. Густая тень скользнула головой вниз с ветки сосны. Ветка опасно закачалась.

– Приветик, малыши, – процедил сквозь клыки громадный вампир из летучих мышей. Его несоразмерно маленькие глазки грели красными огоньками. Так же, как Мантус, боевой пес, и боевой конь Флинт, вампир вел свою родословную от Ура. Он понимал языки людей и говорил на них, когда того желал. В сказаниях утверждалось, что Флитвуд был самым младшим на шабаше ведьм во главе с печально известными Леонорой и Эннис Шрик. Ни один из сих достойных носа не высовывал, ни шкурой, ни волосом не светил с самой зимы 22-го. Натуралисты и командующие гарнизонами спорили, не был ли Флитвуд последним из этого жестокого и буйного рода.

– Добрый вечер, Флитвуд, – приветствовала Лохинвар. – Слетай сюда, к огню. Возможно, у меня в рюкзаке найдется яблочко.

Она потянулась и положила руку на «Нагоняй». Рукоять меча была обернута дубленой человеческой кожей, головкой ее служил агат, которому самое давление земли придало форму комковатой головы смерти. Говорили, что после каждого убитого пасть ее хоть на чуть-чуть да лыбилась еще шире.

– Яблоко? – усмехнулся Флитвуд. – Не та порода, детка. Я сюда не за закусью явился. Сведения собираю, имена запоминаю.

– Шпик кровососный. – Голос Мантуса рокочуще рвался из его широкой груди, словно пес на ужин камней наглотался. Пес насмешливо оскалился. Его длинная шерсть отливала серебром на кончиках. Весь в шрамах, с ноющими суставами, одной лапой в могиле, в этот момент он опять был почти тем же былым бойцом, губителем рыцарей, смертной грозой коней и владыкой каждой сучки на псарне. – Попадешься мне в зубы, кровосос. Схвачу и порву.

Ржанул Флинт:

– Я тебе череп проломлю. – Конь вбил дерн в землю ударом копыта с кованой подковой.