Дети большого дома - [19]

— Ты не болтай тут, документы покажи! — оборвал Бурденко. — Посмотрим, что ты за младший лейтенант.

«Вышедший из окружения» младший лейтенант улыбнулся и, обращаясь к своим, заметил:

— Видно, свежие еще, новички.

Это был смуглый парень, отлично говоривший по-русски. Он вынул из кармана документы и протянул Бурденко.

— А переоделись мы, чтоб замаскироваться: ведь из окружения выходили.

Пока Бурденко со всех сторон разглядывал документы, Тоноян вплотную подошел к незнакомцу и спросил:

— Кто ты по национальности?

— А в чем дело?

— Я тебя спрашиваю: кто ты по национальности?

— Что это вы пристали к нам? — раздраженно ответил незнакомец. — Посмотрите-ка на вояк! Хотите воевать, вон туда идите, поглядим на вас.

И он указал рукой на запад.

Эти слова окончательно вывели Тонояна из себя. Он зарычал, ткнул незнакомца прикладом в грудь и, ругаясь по-армянски, крикнул:

— Кто же ты, а, собака, сукин сын? Говоришь, три армии окружили? Предатель, мерзавец!

Незнакомец свалился наземь.

Бурденко едва успел удержать Тонояна за руку.

Остальные задержанные начали шуметь:

— Что это, своих бьете? Ишь, герои какие! Вы против него идите! Еще пороху не нюхали…

Направив на них винтовку, Бурденко скомандовал:

— Шагай вперед, дезертиры!

— Кто это дезертиры? Мы под Киевом сражались, с самого Чернигова воюем!

— Так это вы ему Чернигов сдавали? Из Чернигова тягу дали? — крикнул Бурденко, не сумев удержать ярость. — А ну, шагай, не то стрелять будем!

Упавший встал, мрачно взглянул на Тонояна и молча прошел вперед. Их привели в овражек. Вокруг собрались бойцы.

— Что это за люди?

— Там, в штабе, разберутся, — ответил Бурденко.

Вечером полку приказали готовиться к ночному маршу. (Капитан Юрченко перед батальоном прочел приказ майора Дементьева, в котором объявлялась благодарность командования бойцам Миколе Бурденко и Арсену Тонояну, задержавшим дезертиров.

VIII

Тигран, ознакомившись с обстановкой во время ночного марша полка, отправился в политотдел за новым заданием. Он шел со старшим лейтенантом оперативного отдела штаба дивизии.

Дороги были забиты машинами и повозками, пехотой и артиллерией. На каждом шагу нога задевала телефонные провода, протянутые по земле. Прожекторы на миг освещали окрестность, затем все снова погружалось во тьму. В небе выли самолеты.

Только после полуночи они дошли до Кочубеевки.

Хаты села в темноте выглядели грудой камней. Перед одной из них Тиграна и связного остановил ночной патруль, спросивший пароль.

— Лафет, — отозвался старший лейтенант.

Обернувшись на пороге хаты, он приказал бойцу:

— Проводишь в политотдел старшего политрука.

В густой тьме, спотыкаясь и хлюпая по лужам, Тигран торопился за шагавшим впереди бойцом, стараясь не терять его из виду. Потеряй он связного, трудно было бы даже вернуться к старшему лейтенанту. Но вот они добрались до двух домиков, стоявших рядом.

— Здесь политотдел, товарищ старший политрук, — сказал сопровождавший Аршакяна боец.

Тигран вошел. Посреди избы за столом сидел начальник политотдела, старший батальонный комиссар Федосов— человек лет пятидесяти, с красноватым лицом и полными губами. Голова его была выбрита, повыше лба виднелась лысина. Он рассматривал карту с одним из работников политотдела.

— А, пожаловали? Я ждал вас! — воскликнул он, заметив Аршакяна. — Садитесь, садитесь… Ульяна, принесите чаю, немедленно! Старший политрук, верно, озяб, надо ему согреться горяченьким. Ну, как там, в полку?

Аршакян подробно описал марш полка, настроение бойцов; рассказал о командирах, в отдельности характеризуя каждого, кем интересовался начальник политотдела.

Машинистка подала налитые доверху стаканы. Аромат крепкого чая, ярко пылавшая в русской печи солома, поднимающийся из горшков пар и приятная теплота вызывали почти непреодолимую сонливость.

— Главное — убить наблюдающийся еще у бойцов страх перед врагом, а он имеется: уже больше трех месяцев мы непрерывно отступаем, — говорил начальник политотдела. — Вот когда сшибемся с ним покрепче, когда ребята увидят трупы фашистов — тогда и рассеется миф об их могуществе. У бойца, увидевшего трупы врагов, исчезает страх. Да пейте же ваш чай! Вот сахар.

— Спасибо.

— Что, вы тут гость с визитом, что ли? Пейте внакладку!

И Федосов сам бросил в стакан Аршакяна большой кусок сахару.

Дверь распахнулась. Вошел генерал Галунов со своим адъютантом. Высокий, сероглазый, рябой младший лейтенант с автоматом на груди встал у двери, позади генерала.

Приземистому, кругленькому и подвижному генералу Галунову можно было дать лет пятьдесят. Казалось, он не шагает, а перекатывается — так быстры были его движения.

— Обошел все отделы. Только тебя еле отыскал! — обратился он к Федосову, который вместе со своими инструкторами стоял, вытянувшись перед генералом. — Укрылся за селом, в кустиках!

— Считал это целесообразным, — спокойно ответил начальник политотдела.

— Понятно, понятно. А вы кто такой?

Вопрос относился к Аршакяну.

Аршакян, на миг растерявшись, вытянулся перед генералом, стараясь скрыть гложущее неприятное чувство, и с принужденной улыбкой отозвался:

— Разрешите вам доложить, товарищ генерал, что вот уже пятый раз вы спрашиваете меня об этом.