Детектив и политика. Выпуск №4 (1989) - [53]

Господин Милеруд, пишущий под псевдонимом Ильин, — сначала зонтик, затем рука с папкой и газетами, пиджак букле, очки, — возникает в двери. Благодаря тому, что господин Ильин получил повышение по службе — стал редактором, — я попал в корректоры. Всезнающий Порфирий сообщил мне, что в прежней советской жизни Милеруд был журналистом и членом партии. Может быть, именно по этой причине он на всякий случай чрезвычайно любезен со всеми, даже со мной.

— Хотите чашечку кофе? Очень интересную книжечку получил я вчера, хотите посмотреть, Эдуард?

Теперь уже стучало несколько пишущих машинок. К Соломону Захаровичу присоединилась Анна Зиновьевна. Она берет новости из "Нью-Йорк пост". Несколько раз в месяц случается так, что они не могут друг с другом столковаться и переводят одну и ту же новость. Свежеприехавшая Анна Зиновьевна и ветеран редакции Соломон Захарович враждуют молча. Между ними, как между сестрами Рогочинскими, идет соревнование, но профессиональное. Кто лучше знает английский. Кто переводит быстрее.

— Хэлло, ледис энд джентльмен! — Мясистый седовласый юноша — Евгений Вайнштейн, наш завтипографией — вошел, увы, с пачкой корректуры в уже измазанных типографской краской руках. В отличие от других "русско-дельцев", Вайнштейн вставляет в речь английские фразы. Ясно, что человек выше остальных и желает принадлежать к культуре страны, в которой издается газета. — А где второй лодырь? — спрашивает меня Вайнштейн, указывая на пустующий стул номер два у корректорского стола. — Опаздывает? Как обычно.

Вайнштейн был владельцем части акций газеты и посему справедливо считал себя вправе командовать. Я лично относился к нему иронически. Для меня он был технарем из провинциальной Польши. Простой человек Вайнштейн. Появился в Соединенных Штатах еще ребенком. В юности я работал с такими на заводах и стройках Украины. Он был мне понятен, как яйцо, и у нас были неплохие отношения. К тому же, увидав однажды мою Елену — она пришла в редакцию за ключом от квартиры, — Вайнштейн проникся ко мне уважением. Механизм в его черепной коробке, очевидно, сработал таким образом: "раз этот парень в очках имеет в постели такую женщину, значит, он чего-то стоит".

— Прочти немедленно, Моисей сказал, чтоб сегодня поставил это в номер.

Вайнштейн положил на стол гранки. Я брезгливо поворошил бумаги, ища начало. "Колонка редактора". Ну что ж, творения "босса" интереснее произведений бывшего советского офицера Корякова, где антикоммунизм смешан с любовью к гастрономии. И уж, без сомнения, логичнее написанных в припадке белой горячки статей об изобразительном искусстве алкоголика Привалишина. Господин Привалишин — грузный здоровенный старик-клошар, вечно дрожащий с похмелья, сизолицый и вонючий, — часто вторгается в редакцию, чтобы выклянчить у кого-нибудь доллар на опохмелку. Он наш специальный "арт-корреспондент" (по искусству, англ.). Как-то зимой я встретил "арт-корреспондента" на Бродвее в туфлях на босу ногу. У Привалишина оригинальный стиль. Описывая выставку какой-нибудь бывшей советской бездарности, Привалишин имеет обыкновение залихватски сравнить художника с неизвестными истории искусств личностями, а личности чаще всего носят немецкие фамилии. "Работы господина…овского напомнили мне, в частности, картины таких выдающихся мастеров живописи, как Отто Штукельмайер и Артюр Финкль…" Иди знай, кто такие Артюр и Отто. Может, это с ними напился вчера Привалишин.

Я углубился в "Колонку редактора". Моисей мог бы свободно стать в свое время американским журналистом. Сейчас ему под семьдесят, уже поздно, конечно. Он мыслит ясно и ясно излагает мысли. Почему он предпочел стать владельцем эмигрантской газеты? Не хватило силы воли? Не хватило амбиций? Хотя газета приносит ему хорошие деньги. Тираж четырехстраничной малютки (как две капли воды похожей на "Правду", от формата до шрифтов) — 35 тысяч. Очень неплохой тираж даже для американской газеты. В киосках Нью-Йорка ньюспейпермены (продавцы газет, англ.) называют нашу газету "Рашен дейли". "У вас есть сегодняшняя "Рашен дейли"?" Моисей побуждает нас спрашивать "Рашен дейли" во всех киосках и, если где-либо ее не обнаружится, немедленно сигнализировать ему…

Дверь отворилась, и с газетой в руке — затемненные очки, несколько виноватый, но независимый вид — эдаким джентльменом-шпионом проскользнул внутрь Алька. Мой напарник и друг Александр Львовский. Он вплыл в кресло, выхватил из моей пачки одну полосу, выдернул из кармана ручку, поправил галстук и только после этого, улыбаясь, прошептал:

— Гуд морнинг (доброе утро, англ.), Эдуард Вениаминович. Моисей уже у себя?

— На ваше счастье, дорогой, "босса" еще нет. Но Вайнштейн уже закатывался. А вы вчера опять поддавали?

— Посетил Кони-Айленд с семьей и друзьями. Всего лишь.

— Надеюсь, семья осталась жива после посещения Кони-Айленда?

— Ребенок был в полном восторге. Жена хохотала как безумная, вися вниз головой. У них там, знаете, есть колесо, которое вдруг останавливается на некоторое время, именно в тот момент, когда вы висите вниз головой. Останавливается лишь на несколько секунд, но вы-то, если крутитесь первый раз, этого не знаете… Крики ужаса, дети, взрослые, все орут, а когда колесо опять трогается, раздается всеобщий дикий смех. Между нами говоря, американские развлечения диковаты…