Детектив и политика. Выпуск №2(6) (1990) - [120]

Здесь, как и в некоторых карточных играх, при прочих равных обстоятельствах проигрывает тот, кто больше всего боится проиграть. Больше всех боясь проиграть, он больше всех волнуется; больше всех волнуясь, он больше всех выдает свои карты.

Боязнь обстоятельств порождает обстоятельства. Иначе говоря, мы своими сегодняшними тревогами выковываем наши завтрашние беды.

Значит ли из этого, что человек не должен думать и тревожиться о своих завтрашних бедах? Должен, но не в привычном смысле, а совсем в другом. Конечно, человек не может не думать о своих завтрашних бедах и не может не пытаться избегнуть их. Но главное не это. Все предвидеть все равно невозможно. Главное — заранее наметить линию поведения при любых обстоятельствах в полном согласии с нашей совестью, после чего можно спокойно отдаваться нормальному течению ненормальной жизни. Как писалось в старинных романах, придя к такому решению, он быстро уснул.

В этой заранее намеченной линии поведения ничего особенного нет, кроме нескольких безусловных табу, — готовность быть вырванным из привычных обстоятельств, то есть готовность к варианту проигрыша.

Главное табу, которому подчиняются все остальные, можно выразить примерно так: человек должен умереть раньше, чем его обесчестят.

Жестокость этого табу мнимая. Надо его искренне принять, и чем больше людей его искренне примет, тем меньше степень вероятности его практического применения.

Один мой знакомый сказал, что, согласно*некоторым новейшим теориям Запада, фашизм — это объединение людей по определенному физиологическому признаку, а идеология — это надстройка, призванная оправдать людей, объединившихся по определенному физиологическому признаку, то есть склонность не признавать общечеловеческую мораль.

Я с этим не согласился. В любом обществе есть достаточное количество людей, потенциально склонных к преступлению. Нужны определенные исторические обстоятельства, нужна определенная идеология, опирающаяся на эти исторические обстоятельства как на мощный наглядный пример, чтобы идеология была признана достаточно большой частью нации и носители этой идеологии могли захватить или получить власть законным путем.

Всякая идеология выдвигает цель, всегда привлекательную для большинства населения и, главное, актуальную для данных исторических обстоятельств. Германия унижена, мы восстановим достоинство нации, говорили фашисты, мы дадим каждому безработному работу.

Несправедливо униженные немцы и немцы-безработные и боящиеся потерять работу потянулись к фашистам. И унижение Германии было наглядно в тот исторический период, и безработица была очевидна. Агрессивный гон, которым это обещалось, обывателем не был замечен, и он устремился к Гитлеру, а потенциальные преступники интуитивно почувствовали именно этот агрессивный тон и еще быстрее примкнули к Гитлеру. А дальше все подчинилось комендантскому часу, закону военного времени.

Мне кажется, все общественные идеи можно разделить на два типа: рационалистические и гуманистические.

Суть всякой рационалистической идеи состоит в том, что она предлагает всему обществу и каждому человеку вместе со всем обществом пройти от точки А до точки Б некий исторический путь, который принесет всем людям, прошедшим этот путь, безусловное счастье. И чем точнее каждый человек подчиняет свою жизнь этой цели, тем он выше, значительней, прекрасней. В этом истинный смысл человеческой жизни, говорит рационалистическая идея. Но раз именно в этом истинный смысл человеческой жизни, разве не естественно, в случае необходимости для достижения истинного смысла, ограничить общепринятую мораль, свободу и быть беспощадным ко всему и ко всем, кто замедляет наш путь к всеобщему счастью? Логично? Логично, но это ложь!

Во-первых, никто не доказал и не может доказать, что человек, достигнув точки Б, будет счастлив. Наоборот, опыт человеческой жизни доказывает, что это неправда. Многие люди в миниатюре повторяют рационалистическую идею и каждый раз убеждаются в крахе своей мечты. Точкой Б для многих отдельных людей является покупка машины, приобретение квартиры, защита диссертации, написание книги, обладание любимой женщиной. И каждый раз, достигнув своей маленькой точки Б, человек после сравнительно короткого периода удовлетворения чувствует опреснение мечты и желание наметить новую точку Б.

Точно так же, можем мы вполне основательно предполагать, обстоит дело и с общественными рационалистическими идеями. Тем более не одна из них (Великая французская революция, Октябрьская революция, "тысячелетний рейх"), так и не достигнув точки Б, захлебывалась в ею же дозволенной крови.

Но почему человек присоединяется к той или иной идеологии? По каким признакам? По-моему, дело обстоит примерно так.

Прежде всего человек принимает ту или иную идеологию, поверив, что картина мира, нарисованная этой идеологией, соответствует правде. Тут важнее всего ее критическая часть. Если критика существующего положения вещей соответствует нашему критическому отношению к миру, мы проникаемся симпатией к этой идеологии и склонны, не вдумываясь, принимать ее положительную программу, нам кажется, что она прямо вытекает из правильной критики существующего положения вещей.