Десятый голод - [4]

Едем! Сидим в машине вдвоем, доктор правит. Доктор гонит как бешеный, скорость его, видать, возбуждает. Ну а мне становится сразу дурно. Мельтешат дома, деревья, улицы, встречные автобусы и машины — вот-вот потеряю сознание. Закрываю глаза, чтобы не так мельтешило, а становится еще хуже, становится страшно, опять накатило, опять пришло это — я ящерица, снова в пещерах! И вырос хвост с лапками, все тело ороговело… Не попросить ли назад, не слишком ли рано? «Доктор, потише!»

Он сразу сбавляет газ, но продолжает вещать без умолку.

Золотой, говорит, Иерусалим: вон Кнесет, парламент наш, демократический и свободный. Наш еврейский парламент в Иерусалиме, гордо подчеркивает. А это, справа, — университетский городок. Наш еврейский университет в Иерусалиме! А вон там, внизу, монастырь. Наш, говорит, но не еврейский, и, если верить легенде, из этой рощицы возле монастыря срубили то самое дерево для Иисуса, для тезки моего, — крест под распятие. Ну как, интересно, спрашивает?

А я отвечаю, я говорю ему вяло, что все мне безумно нравится, что, если бы не нравилось, я бы сюда и не шел, не полз бы сюда на карачках и животе всю эту бездну пространства. Пришел сюда, говорю, чтобы дышать этим воздухом, целительным и волшебным.

— Ребе Вандал нам так и говорил: «Воздух Иерусалима качают ангелы прямо из рая!»

Потом мы едем совсем медленно, и дурнота меня отпускает.

Доктор меняет тему, говорит, что весть о моем прибытии всех в Израиле потрясла. «Иешуа из преисподней», «Пленники долгой ночи», «Служившие Богу ногами» — вот заголовки вчерашних субботних газет. Но это все ничего: мое имя прочно войдет в историю сионизма, это он мне гарантирует, это он твердо мне обещает. А он знает, что говорит…

Меня же всего передергивает: мы разве для этого шли, для славы и для сенсации? Каждому еврею нужен Иерусалим — больше, чем он этому городу… Э, нет, покуда я жив, покуда память еще при мне и пергамент тоже, я посвящу себя одной-единственной цели: поведаю миру о ребе Вандале, о чудесах его, прокричу миру об этом гиганте. А им, как я вижу, только бы рыться во мне, им все во мне подозрительно. Им нужен кролик — тихий и мирный, и в путах к тому же.

— Почему вы хмуритесь? — веселится доктор. — Целыми днями хмуритесь, пишете и молчите. Вам темнота не помеха?

Нет, говорю, не помеха, я делаю записи, и, если не будут из меня создавать сенсации, я все помаленьку вспомню и опишу, а после передам им свои записи. «Только не поднимайте вокруг меня шума!»

Я вдруг оживляюсь, вспомнив неожиданно Бухару, вспомнив одну историю, связанную с машиной. Не такой роскошной, правда, в которой мы едем, и говорю, что, если бы не один Египтянин, я бы и вовсе сюда не пришел.

— Никакой бы поход, пожалуй, и не состоялся!

— Какой еще Египтянин? — встрепенулся доктор.

— Э, нет, послушайте-ка сначала одну мою притчу! — и сам я все более увлекаюсь. — После притчи вам все станет ясно.

Одного человека ужалила как-то змея, а он, обезумев от боли, побежал и бросился в реку. Случилось же так, что именно в ту минуту и на том же месте тонул ребенок. Волей-неволей человеку пришлось к ребенку подплыть и вытащить на берег. Тут подоспели родители и стали, чуть ли не плача, благодарить спасителя. А он им с горькой иронией так отвечал: «Вам бы не меня благодарить, а эту гадину, что меня ужалила».

Я долго потом молчу, даю доктору притчу мою переварить, а он кусает губы, сосредоточенно шевелит усами. Должно быть, думает, что кролик-то, черт, образованный!

— А где же ваш Египтянин? — спрашивает. — Египтянин-то где ваш?

— А вот сейчас и появится, — говорю. — Только теперь история вся про Моше-рабейну, когда он в Мидии был, когда бежал он в Мидию из Египта… Он сделал возле колодца привал, если вы помните, а в это время пришли дочери Итро со стадом, если вы помните. Он им стадо помог напоить, отвалил камень от устья колодца и даже защитил от других пастухов. Девушки домой побежали и стали рассказывать своему отцу, дескать, «какой-то Египтянин» помог нам и даже начерпал воды для овец. Ну так вот, поскольку в Торе ни слова не сказано зря, как же следует понимать восклицание девушек «какой-то Египтянин»? И ребе Вандал это дело нам так толковал: «Разве Моше скрывал когда-нибудь, что он еврей? В том-то и все величие этого человека, что он гордился своим происхождением. Никак не мог он выдать себя за другого — ведь девушки его обо всем расспросили!» «Какой-то Египтянин избавил нас…» — сказано в Торе, а это значит, что, если бы Моше не убил надзирателя-египтянина, не возгорелся бы на него гнев фараона и не бежал бы он в Мидию, спасая свою жизнь. Не стал бы мужем Ципоры, дочери Итро, не стал бы пасти овец, не удостоился бы впоследствии разговора с Богом из горящего терновника, не получил бы повеления идти назад и выводить Израиль из рабства. Вот и выходит, что «какой-то Египтянин» спас нас, разве не так, доктор?

Мы оставляем предместья. Глазу открылись мягкие линии холмов. Я вижу впереди город: пальмы, башни и купола. Вижу чистые, ясные небеса. Видение разом пронзило меня, я умолк, голова закружилась, снова вернулись слабость и тошнота.