Десять ночёвок - [80]

В наступившей тишине я увидела, что моя стена построена не из кирпича и раствора, а из гнева. От осознания этого остальная часть стены рухнула, открыв моему пониманию те ограничения, скрывать которые она была призвана.

Прямые последствия собственной глупости теснились у меня в мозгу, как грязные дворняги, вымокшие под дождем. Я пренебрегла тем беспристрастным, научным умом, какой у меня имелся, и позволила своим эмоциям управлять мной точно так же, как Эд Мейер позволил своим управлять собой. Я тратила уйму времени и энергии, силясь, осознанно или нет, облегчить свою боль, обвиняя Эда в потере друга, который значил для меня больше, чем я хотела признать. Хуже того, я запятнала память о Билле, перепутав его потерю с гневом на несправедливость Эда ко мне, стремясь отомстить вместо того, чтобы столкнуться с чудовищностью моей собственной ярости и неспособностью защитить себя.

Кофе в моих руках остыл. Слезы затуманили мне зрение, когда печаль тысячи потерь коснулась моего новообретенного сердца. Страшно чувствовать так много, так внезапно узнать, сколько печали накопилось внутри, и я боролась с этим, напрягаясь, чтобы действовать, а не сидеть дольше в тоске. Чудилось, что меня только что озарило присутствие прямодушного Билла. Чудилось, будто он приветствует меня как коллегу, как друга. «Делай то, что умеешь, — мерещился его голос. — Ты геолог. Всмотрись в камень. Всмотрись в формацию Тенслип, и она заговорит с тобой».

Билл кое-что знал о Тенслипе — что-то настолько важное, что держал это в строжайшей тайне, что-то, давшее ему понимание текущих событий, что разозлило его и наполнило глаза страхом. Билл был вспыльчив, но не стал доносить на Эда по той простой причине, что не мог связать его с происходящим на месторождении.

Я собралась встать и достать блокнот, чтобы пересмотреть свои записи, как снова вошла Аликс. Она выглядела не слишком хорошо.

— Эм, как насчет того, чтобы прокатиться со мной в город пообедать? Я угощаю. По правде говоря, меня нужно подвезти. Знаешь, может быть, ты просто одолжишь мне пикап, если тебе неинтересно.

Не трудно догадаться, чего ожидать от этой поездки, и мне не хотелось в этом участвовать, но это не мой пикап, его нельзя одолжить.

— Извини, Аликс, я не могу его одолжить, такова политика компании. — Глядя на виноватое личико Аликс, я ощутила себя бездушной скотиной и добавила: — Но, конечно, я бы не отказалась от хорошего ужина.

Я ждала. И вот что последовало:

— Не могли бы мы по дороге заглянуть на ранчо?

— Не вопрос, — ответила я.

Не требовалось много воображения, чтобы разобраться в ее дилемме. Раньше Чет всегда встречал геологичку на насосной станции или отвозил в город, но теперь парень, верно, пригласил Аликс на ранчо, на встречу, которая имела официальный подтекст представления ее ко двору. Вот только приглашение отменили. Гарт и впрямь звонил Эду? Вполне возможно, потому что Эд каким-то образом разнюхал про этот ланч. Или же Эд узнал о приглашении случайно и тогда наврал про звонок от Гарта? Казалось подозрительным, что Мейер опустился до крайности, забрав машину Аликс. Кто-кто, а он не станет принимать ее интересы близко к сердцу и не пальцем о палец не ударит, чтобы предостеречь женщину от неловкого положения. Видимо, все это задумано, чтобы испортить ее личную жизнь. Стоит ли Аликс ехать на ранчо за дальнейшим унижением, или же остаться, рискуя совершить ошибку эпических масштабов?

Еще до того, как увидела главный дом, я поняла, сколь разительно ранчо Хокинсов отличается от ранчо моего отца. Широкий, новенький скотный двор, дорога тщательно выровнена на пересечениях, на подъездных дорожках нигде не видно ни единой колеи; но стоило нам завернуть за поворот мимо ряда тополей, образующих заслон от ветра, как мой рот отвис.

Поразительно, что способны сотворить с усадьбой доходы от нефти. Усадьба — это еще мягко сказано: то был замок посреди сельхозугодий. Ухоженная лужайка вела к блиставшему великолепием широкому главному зданию с торжественным двойным входом, выложенным мшистым камнем, и с огромными стеклянными стенами, открывающим для западных комнат потрясающий вид на хребет Абсарока. Тяжелые наружные балки медового цвета выступали под углом к фасаду здания, поддерживая носообразный выступ крыши. Никогда не видала на ранчо ни черепичной крыши, ни таких стеклянных стен, тратящих бездну тепла. Я остановила пикап неподалеку от двора: застенчивость диктовала мне держаться вместе с моей измазанной машинешкой подальше от парадного входа, поэтому я доехала до главного сарая, примыкавшего к бараку, где почувствовала себя как дома.

Аликс вышла из пикапа и хлопнула дверцей, верно, возмущенная тем, что ее приезд омрачен обстоятельствами. Я смотрела ей вслед, жалея, что ввязалась в эту историю. Мое присутствие так бросалось в глаза, что меня подташнивало от чувства уязвимости. От попытки схорониться на сиденье я почувствовала себя еще глупее и предпочла без промедлений вылезти из машины, чтобы усесться на задний бампер, держась подальше от дома.

Вокруг не было ни души, не видно ни легковых, ни грузовых автомобилей, так что вряд ли кто-то есть поблизости. Это помогало расслабиться. Этот день тоже выдался погожим, легкий ветерок доносил до ноздрей запах теплых лошадей и прелого сена. Я предположила, что лошадей, должно быть, держат в главной из хозяйственных построек, и решила взглянуть на аппалузу, пока Аликс занимается своей миссией. Вряд ли хозяева сочтут невежливым один беглый взгляд на лошадок. Я зашагала к конюшне, вдыхая ее землистые запахи. Полумрак ее дверного проема встречал меня с таким же радушием, с какой холодностью отталкивала блестящая медь дверных пластин усадьбы. Шаг, другой, еще и еще, в овсяное нутро конюшни, любуясь танцем пылинок в солнечном луче из высокого окна, чувствуя под ногами хорошо утоптанную землю, вдыхая запах хорошо смазанной кожи, а затем табак в дыхании человека…