Десять ночёвок - [40]

Потекли минуты. Я прислонила голову к окну и смотрела, как предвечерний ветерок колышет короткую жесткую траву. Луговой жаворонок благословил воздух своей песней. Интересно, сколько осталось времени, прежде чем вылетят и запоют сверчки? Я задавалась вопросом, какого черта делаю, работая на буровой и живя в обувной коробке с человеком, чей мозг настолько отравлен, что даже не помнил заправить бензобак.

До буровой оставалось три мили, и скоро должно было стемнеть. Сердце упало при мысли о пешем походе, о том, как промерзну, когда туда доберусь. Я подумывала о том, чтобы заснуть в пикапе, полагая, что смогу свернуться калачиком на переднем сиденье и хорошенько выспаться в уединении, а утром, на досуге, побеспокоиться о бензине. «К чертям работу, — думала я. — К чертям все это. Буду спать здесь до полуночи, доберусь до города с вечерней сменой, а утром отправлю из Мититсе письмо с заявлением об увольнении. Потом я просто поеду автостопом в Йеллоустон, отыщу себе хижину и улягусь в ней отсыпаться на недельку-другую. Или, наверное, только допустим, будет здорово просто вернуться домой».

Меня охватил странный покой. Я прекрасно знала, что жуткая трусиха. «Будь у меня яйца, вышвырнула бы Эда Мейера из трейлера. Родись я с яйцами, была бы членом большого братства! Получила бы работу гораздо лучше, чем этот дерьмовый контракт, и никогда бы не увидела ни Эда Мейера, ни Ховарда Блейна, ни кого-либо еще! Нет яиц? Черт, такого пустячка не хватает. Двух пустячков».

Неродившийся смех застрял в горле.

«Наверное, я могла бы вернуться домой, — заговорил глубоко внутри тихий голос. — Дальше так продолжаться не может. Это выше моих сил. Наверное, на этот раз можно вернуться домой».

Мысль, как призрак, маячила в воздухе, пока сквозь нее не прорвался звук приближающейся машины. В зеркальце заднего вида я увидела источник рева: большой толстый бронзовый «олдсмобиль». Отстой! Ладно, теперь я доеду до заправки и вернусь на работу, как хорошая девочка, но почему это обязательно должен быть гадский Эд Мейер? Я выпрямилась на сиденье, готовясь к худшему.

Когда «олдсмобиль» притормозил рядом в саване дорожной пыли, Эд нажал кнопку на электрическом стеклоподъемнике, и стекло проворно исчезло, стряхнув с себя охристо-серую пыль крошечным обвалом.

— Так, так, так! Что здесь происходит, маленькая леди? Какие-то неприятности? — Его слова мыльными пузырями лопались вокруг меня, улетая в вечерний воздух.

— О, похоже, у меня кончился бензин, Эд.

— Ну, так давай прыгай сюда, мы быстренько все устроим. Отвезу тебя прямо в город.

Снова я всерьез призадумалась о Йеллоустоне.

— О нет, правда, Эд, я бы не хотела доставлять тебе неудобства.

— Вообще не проблема. Что ты собралась делать, просто торчать здесь ночь напролет? Ха! Ждать, пока к тебе заправка приедет? Ха-ха-ха!

Я начала мерзнуть. «Дерьмо! Двадцать корзин дерьма! — крутилось в голове. — Что там Аликс говорила о том, чтобы никогда не ехать с ним одной в машине? Ах, черт тебя дери».

Я выбралась из пикапа и плюхнулась на сиденье рядом с Эдом, исполненная решимости помнить, где я и с кем. Мой ум терзал вопрос, почему такое происходит со мной.

Он вдавил педаль газа в пол и погнал машину по неровной дороге с наслаждением подростка, откинувшись на спинку сиденья, высоко подняв сигарету одной рукой, а вторую небрежно уложив на руль. Эд усмехался каким-то своим мыслям.

— Слышь, это просто здорово! — произнес он. — Я как раз направлялся в город, чтобы присоединиться за ужином к ребятам из одной из наших снабженческих компаний. Давай-ка со мной!

— Нет, Эд, мне точно надо вернуться на буровую. Надо немного поспать.

— Спать? Кому нужен сон? Короче, решено, едешь со мной. — Он похлопал меня по коленке той рукой, которой держал сигару, причем позволил пальцам задержаться, слегка пощекотав.

Меня охватило трупное окоченение: так хотелось отодвинуть ногу, но комитет страхов и беспокойств, что заведовал моей головой, погряз во внутренних дебатах. Я пыталась сообразить, что сказала бы Аликс, королева Невозмутимой Самоуверенности, но ничего не получалось. Колено оставалось незащищенным, уязвимым. «Ты не можешь переместить его», — твердил комитет. — Ты обидишь босса. Ты не вправе так злиться, это всего-навсего колено и ничего более. Откуда тебе знать, что на уме у Эда, когда он прикасается к тебе? Твой гнев непропорционален. И, наконец, если ты пошевелишь коленом, то он тебя невзлюбит».

После следующей затяжки рука Эда легла мне на бедро. Если судить по выражению лица босса, это был небрежный жест, но я-то знала, что его руке не может быть удобно под таким углом. Частичка моего разума встревожилась о том, не отвалится ли уголек с кончика сигареты и не обожжет ли меня.

Медленно, словно волоку сани по грязи, мне удалось отодвинуть бедро от его руки и скрестить ноги.

Очень небрежно Эд поднял руку, чтобы еще раз затянуться сигаретой, и ткнул ее в пепельницу. Его теперь уже пустая рука поднялась к голове, и пальцы зарылись в волосы.

— О, черт, — проговорил он. — До чего я устал. Честно говорю, это тяжелая работа. Не спал с шести утра, бегаю, как черт пойми кто, весь день нянчусь с разными дураками, а теперь должен проторчать там еще два-три часа, обсуждая детали контракта с этими пустозвонами из Каспера. Ужин затянется, слово даю.