Десять ночёвок - [27]

Когда я вернулась на обочину, тишину дня нарушил звук пикапа. Со своего места я не видела всей дороги, но могла сказать, что пикап приближается со стороны буровой. Звук становился все громче и громче, но я по-прежнему не видела машину, пока она не остановилась на повороте позади меня. Обшарпанный коричневый пикап. Я взглянула на часы. Уезжает дневная смена. Неужели уже больше четырех часов? Когда я покидала город, вечерняя смена, должно быть, ехала впереди меня.

Из машины вышли Фрэнк и Эмо. Пару секунд спустя подъехал второй пикап с тремя другими мужчинами из смены, Эмо втиснулся внутрь, и машина с грохотом умчалась по дороге.

Менее всего мне сейчас нужно быть пойманной за разнюхиванием на месте смерти Билла. С огромным запозданием я поняла, что для своего расследования выбрала время, когда на дороге слишком оживленно, а еще оставила пикап на самом виду. Возможно, то, что я делаю, повышает меня в собственных глазах, но полагаю, лучше не менять нынешний скромный статус на большую мишень на шее.

— Все хорошо? — окликнул Фрэнк, его голос легко доносился до меня на полуденном ветру.

— Да.

Он подождал. Но я больше ничего не сказала, и он спросил уже потише:

— На что смотришь?

— М-м-м…

На что же я смотрю? Я так устала, что просто стояла с открытым ртом. В конце концов предлог удалось сочинить, но было поздно: Фрэнк начал спускаться по склону, следуя моим путем. Он двигался по склону легко, сохраняя равновесие, и плечи его при этом ритмично покачивались. Мужчина быстро подошел ко мне и беглым взглядом окинул земли вокруг, небо, холмы позади нас.

— Хорошо здесь, — сказал он почти шепотом.

— Ага, — пробормотала я, зная, что не заслуживаю лавры собеседника года. Мне проще разговаривать с мужчинами, когда мы на буровой, где каждый знает свое место в иерархии и занят работой, а личные контакты обычно начинаются и заканчиваются шутками про нефть. Но здесь, в дорогих мне низкотравных прериях, где я обретала уединение в свободные часы, в отсутствии привычных условностей остро ощущаешь слабые навыки общения. Фрэнк внезапно предстал передо мной настоящим, и я не понимала, что чувствую по этому поводу.

Он улыбнулся, всего лишь мимолетной улыбкой, не обнажая зубы, и запустил руки в карманы, затем снова вынул и поковырялся в грязи, глубоко въевшейся в мозоли. Внезапно он смутился грязных ладоней, снова улыбнулся, на этот раз слегка приоткрыв зубы, спрятал руки обратно в карманы и произнес:

— Ну, такое, знаешь, хотел убедиться, что ты в порядке…

Я улыбнулась. И все еще не могла придумать, что сказать.

— Гм-м… — продолжил он. — В общем, на этом все, думаю.

Он еще раз улыбнулся и зашагал прочь.

— Фрэнк! — позвала я вдруг, не желая, чтобы он уходил. Я была смущена. Он так старался быть добрым ко мне, а я повела себя как полный невежа, и теперь чувствовала, что обязана загладить вину, если как-то задела его чувства. Он обернулся, а я тщетно искала нужные слова. В голову пришло лишь то, о чем менее всего хотелось говорить. — Есть новости с буровой?

— О чем?

— Ну, об Уилли.

Дерьмо!

— Уже что-то известно о случившемся. Я только что из города, но ничего там не слышно.

Лицо Фрэнка нахмурилось. Он сгорбился так, что уши едва не прижались к плечам, и уставился в землю. Я проклинала себя за выбор вопроса.

— Наверняка ничего пока не известно, — ответил он. — По крайней мере, от шерифа ничего не слышно. Конечно, Эд Мейер рассказывает, что к чему. — Фрэнк хмыкнул и помотал головой. — Тот еще… — Он наклонился и поднял травинку. — Ну, в любом случае, Эд говорит, это несчастный случай с лошадью. Говорит, Уилли был просто тупым пацаном, у которого все шло шиворот-навыворот. Ты же знаешь Эда, он такой.

— Ага.

— Чушь собачья, конечно. Я знаю Уилли всю его жизнь. Смышленый парнишка, всегда таким был. Закончил школу первым в своем классе, ты знала?

— Ага.

— Ага, — эхом вторил Фрэнк, в его глазах читались далекие воспоминания. — И умер в девятнадцать. И Билл тоже. Какая утрата.

Он разорвал травинку надвое и бросил на землю. Я сказала что-то вежливое и мы пошли к обочине, добравшись до нее как раз там, где странным образом обрывался травяной покров. Отсюда двинулись дальше.

— Дерьмо! — Фрэнк поскользнулся и, не удержавшись, упал на вытянутые руки. — Прости, Эм. Скользко тут.

— Ага, — согласилась я. Мои ноги тоже скользили. Мы посмотрели друг на друга, пригнулись к земле, как парочка регбистов, и со смехом принялись карабкаться вверх по склону, то и дело поскальзываясь, пока наконец Фрэнк случайно не свернул влево, в траву, где почва служила более надежной опорой ногам. Так мы выбрались наверх и остановились, переводя дыхание. Солнце стояло низко над горами на западе, освещая немногочисленные облака. Я распрямилась в полный рост, дыша небом. Фрэнк широко улыбнулся.

— Мне всегда здесь нравилось, — проронил он.

Какое-то время мы молчали, разделяя момент умиротворенности. Хоть ненадолго, ни один из нас не тревожился ни о чем на свете.

Глава двенадцатая

Ховард уже ушел на буровую, когда я вернулась. Он внес в журнал только два образца. На полу валялись окурки, по всему чертежному столу рассыпаны чипсы «начос», в том числе несколько выпали из только что открытого пакета прямо на плотную бумагу ведомости, оставив масляные пятна. «Достал ты меня, Ховард», — проворчала я.