Держи меня, Земля! - [117]

Он хотел ещё что-то сказать и не смог. Голос дрогнул, сел. Кирилл мучительно сглотнул и не стал подбирать такие ненужные сейчас слова, просто ещё сильнее прижал к себе Леру.

И время для неё замедлилось. Затормозило, вопреки всему, и встало.

На мгновенье задумавшись, сердце озвучило первый удар. Словно её персональное летоисчисление только что началось заново. После эры «без него», для Леры снова началось «с ним».

— Мам, это она, — развернулся Кирилл, держа Леру за руку.

— Я уж поняла, — кивнула мама и тоже прижала Леру к груди. — Прилетела, значит? Что ж, добро пожаловать!

— Как… он? — спросила Лера тихо, когда мама Кирилла отпустила её из своих горячих объятий, а Кирилл снова перехватил инициативу. Обнял Леру со спины, стиснул, зарылся лицом в волосы, которыми никак не мог надышаться.

— Плохо, — прошептал Кирилл.

Лера слышала стук его сердца, а видела только приборы, провода и бледное, покрытое морщинами лицо в обрамлении седых волос, таких же белых, как скрывающая тело простынь.

— Надеюсь, он просто уснёт и всегда будет видеть красивые сны о том времени, когда был счастлив, — грустно улыбнулась Нина Григорьевна. — Шансов нет.

— Я думаю, он и не боится умирать, — стиснула Лера руку Кирилла. — Ведь он знает, что там, с той стороны, ждёт «его Зина».

Словно услышав её слова, размеренно пищащий до этого прибор вдруг зашёлся в бешеном ритме. И Лере с Кириллом пришлось посторониться, уступая дорогу прибежавшей в палату медсестре.

Девушке хватило пары секунд, чтобы оценить обстановку, она пулей вылетела обратно, видимо, за врачом, а Кирилл, наоборот, вдруг метнулся к постели.

— Дед?! — схватил он за руку старика. — Ты меня слышишь, дед?

Лера первой поймала взгляд стальных глаз на себе.

— Дед, ты как? — потряс руку Кирилл, но дед лишь перевёл взгляд на Нину Григорьевну, застывшую в ногах, а потом только вполне осмысленно и внимательно посмотрел на Кирилла.

— Дед, ты дожил. Тебе сегодня восемьдесят.

Лера видела, как в ответ тот сжал руку Кирилла, как ободряюще тряхнул. Медленно согласно моргнул. Уголок рта дёрнулся в улыбке. И он закрыл глаза, чтобы больше никогда их не открыть.

Лера попрощалась последней. Она приложилась губами к ещё тёплому лбу. И Кирилл прижал её к себе, чтобы не видеть, как тело накрыли простыней с головой.

— Ну вот и всё, — обняла Нина Григорьевна сына в коридоре. И Лера только сейчас вспомнила про Валентину Дмитриевну, дедовскую жену. Теперь уже вдову.

— А где? — оглянулась она, словно женщина могла спрятаться за их спины. Но её все поняли.

— Она сказала, что приедет попозже. Что нет смысла торчать в этой больнице, — вытирал катившиеся помимо его воли слёзы Кирилл.

— Бог ей судья, — махнула рукой Нина Григорьевна. И, совсем как Лерина мама, достала из рукава смятый носовой платок.

Они долго просидели на кушетке в полном молчании, которое прерывалось лишь тяжёлыми вздохами и всхлипами. Нужно было выплакаться. И Лера снова мысленно поблагодарила маму за халат, об который она теперь вытирала слёзы. И свои, за неимением платка, и Кирилла, который лежал у неё на плече и поднимал голову, только чтобы их промокнуть.

— Поезжайте домой, — Кирилл обратился к маме. — А я, наверное, начну заниматься всеми необходимыми формальностями.

— Не выдумывай, — встала Нина Григорьевна. — Светает. Вряд ли кто работает в такую рань да в первый день нового года. Всё нужное и так уже подписано и оговорено.

Так втроём она и вышли на морозный воздух. И пока Кирилл прогревал машину, а равнодушный к иноверным праздникам дворник с раскосыми глазами добросовестно чистил от снега дорожки, мама достала из сумки тонкую сигаретку и с наслаждением затянулась.

— Мам, — опешил Кирилл, закончив возиться с лобовым стеклом.

— Что? — мама качнула головой в его сторону, сделала ещё одну глубокую и медленную затяжку, а потом молча протянула вскрытую пачку.

— Нет, спасибо, — покачал головой Кирилл. — Здесь нельзя курить.

— Зря, — равнодушно засунула она сигареты на место, проигнорировав его предупреждение. — Отличная вещь, скажу я тебе, табак, — она скрестила руки, поддерживая под локоть ту, в которой держала сигарету, — хоть и вредная. Но мы вечно всего боимся. Живём в страхе чему-то не соответствовать, поступить неправильно, прогневить судьбу. А умираем от того, что нам и в страшном сне не снилось. Вон, отца зарезали в пьяной драке. Насмерть. Игорь упал в эпилептическом припадке и ударился головой о батарею. А дед, — она сделала ещё затяжку, — два шунтирования, всё онкологии боялся, каждую родинку проверил, а умер от инсульта. Но он всё же молодец. Сказал: доживу до восьмидесяти. И даже это своё слово сдержал. Ты весь в него.

Она усмехнулась. Худая, статная, высокая. Аристократичная осанка в ней чудесным образом сочеталась с простым, немного курносым лицом. «Нет, Кирилл с его греческим профилем определённо уродился в отца», — повторилась Лера.

Нина Григорьевна потушила окурок об столбик забора, кинула его в мусорный мешок под благодарственный кивок молчаливого дворника и села на заднее сиденье, даже этим дав понять, что Лерино место рядом с Кириллом.

Всю дорогу говорили про деда. Про его трудную жизнь, про сложный характер, про упрямство и прямоту, про безошибочное чутьё на людей. Про их «породу», от которой Кириллу досталось так много. Про Игоря, который был совсем другим.