Дермафория - [19]

Они рассказывали грустные истории о том, как играли в футбол в школе, о секс-марафонах в колледже, о концертах, на которых успели побывать, о том, сколько и когда выпили, о длинных волосах и сережках в ухе, которые когда-то носили. Они рассказывали о машинах, на которых катались подростками, о группах, в которых играли в юности, и гонках на мотоциклах, которых устраивали в далеком прошлом.

Детали размыты и однообразны. Самое яркое впечатление — размер сумки, которую таскал Отто, ставки, которые он делал во время остановок, и рукопожатие, которым мы скрепили договор на обратном пути. Мы вошли в дело.

Ты стояла во дворе и смотрела на луну, когда свет моей «гэлакси» упал на твои волосы, и они вспыхнули, точно факел.

— Полчаса давно прошло. — Ты схватила меня за ремень и притянула к себе. — Я уже начала сомневаться, что ты вернешься.

— А почему не заглянула в будущее? Ты ведь предсказательница.

— Люди сами рассказывают мне свою судьбу. Я всего лишь слушаю, подсказываю кое-какие детали, а пропуски они заполняют сами. Думают, это делаю я, а на самом деле всегда верят тому, во что им хочется верить.

— У тебя, должно быть, неплохо получается, если ты зарабатываешь этим на жизнь.

Ты взяла меня за руки. Наши пальцы сплелись. Твой нос ткнулся мне в щеку. Он был холодный, и я его поцеловал.

— Ты поцеловал меня в нос.

— Он замерз.

— Пытаешься меня соблазнить?

— Скоро узнаешь.

— Неужели? Думаешь, получится?

— Да. Когда я решу соблазнить тебя, никакая сила воли тебе не поможет. Ты просто не устоишь. — Я произнес это, сохраняя серьезное лицо, а ты все равно хихикнула.

Я отстранился, но ты закусила мою нижнюю губу и удержала на месте. Потом отпустила и оглянулась через плечо на машину, в которой остался Отто.

— Отто, останься, — сказала ты и снова поцеловала меня. — И ты тоже. Не беспокойся, у меня есть диван.

Я помню, как моя рука лежала на твоей скользкой от пота талии. Помню тяжесть твоей ноги, переброшенной через мою. Помню горячий шепот в ухо: «Замри», и как я замер, а ты не выдержала и, впившись зубами мне в грудь, простонала мое имя. Я пил темное вино из лужицы в расселине у тебя на спине. Я вылизал его до последней капли, и мне все равно было мало. Помню, как сжимал тебя в объятиях, пока твое дыхание не подсказало, что ты спишь. Ты уснула, но меня не отпустила.

Глава 12

Тираннозавр свалился и лежит гниющей грудой — ноги его десятилетиями служили мишенями для пьяных стрелков ив конце концов не выдержали. Изрешеченная пулями туша покоится на куче битого бетона среди рассыпанных гильз, бутылочных осколков, автомобильных колпаков и зарослей полыни. Изъеденный ржавчиной арматурный скелет, запекающийся под жарким солнцем пустыни. Отто уже опорожнил мочевой пузырь в пустую, мертвую глазницу.

— Как по-твоему, что здесь было? — Он переступил с ноги на ногу, пряча от солнца лицо и шею.

Запах бьет в нос, и я смещаюсь в сторону. Футах в пятидесяти от Отто раскинулся пустой бассейн, за ним рядком вытянулся корпус заброшенного мотеля.

— Автозаправка.

— Похоже на бассейн. — Застегнув «молнию», Отто подошел к бетонной полости, наполовину заполненной мусором и перекати-полем.

— В бассейнах должна быть вода.

— Определенно бассейн, — не согласился он, рассматривая углубление с серьезностью инспектора, изучающего место крушения авиалайнера. — Здесь было что-то вроде мотеля.

— Завидую твоему таланту замечать очевидное.

— Сначала динозавры пожрали туристов, а потом их изничтожили местные стрелки. — Отто снова расстегнул штаны, на сей раз чтобы пописать на сухую пыль. — А потом перекати-поле устроило здесь бордель.

— Что ты делаешь?

— Помечаю территорию.

Мы уже провели в пути три часа, борясь с невыносимой жарой пустыни Мохаве. «Гэлакси» только что покрыли восемью слоями фабричной красной краски и снабдили четырьмя новенькими белобокими покрышками. Пройдя 8000 миль на вернувшемся из ремонта двигателе, машина находилась в прекрасном состоянии и работала безотказно, если не считать кондиционера. Я запасся сумкой с бутилированной водой, солнцезащитным кремом и несколькими футболками, четыре из которых уже промокли от пота и валялись в багажнике.

Расставленные вдоль пустынной дороги знаки предупреждали о потенциальных опасностях, ливневых паводках и любителях прокатиться за чужой счет. Возле того места, где мы припарковались, торчала из земли половинка покрышки. Кто-то выкрасил ее белой краской, поверх которой шли красные буквы — «Автобусная остановка». Шоссе, пересекая пустыню из конца в конец, терялось где-то за горизонтом. Ни впереди, ни позади ни одной машины. Смельчак, решившийся подождать здесь автобуса, наверняка умер бы от отчаяния.

— Не люблю опаздывать, — сказал я, взглянув на часы.

— Дыши ровнее, приятель. — Отто снова застегнул замок. — Осталось не больше четырех миль. Побросаем фризби?

— Осталось четыре мили, а тебе уже не терпится. Господи. Не хочу я ничего бросать. Ты закончил?

— Может быть. Подожди еще минутку, хочу поводить тут носом.

— Давай. Может, наткнешься на настоящий туалет. Мне надо позвонить.

— Откуда?

Автозаправка примыкала к отелю и парковочной стоянке, где асфальта было меньше, чем трещин и выбоин. Один из четырех насосов лежал на боку, вырванный из земли пьяным охотником на динозавров, сидевшим, по-видимому, за рулем пикапа. У шоссе все еще стоял дорожный знак с надписью «Бензин. Холодная содовая. Лед», а вот окна забиты досками с выведенным краской извещением «Продается». Самым большим сюрпризом стала сохранившаяся в целости и неприкосновенности телефонная будка с трубкой на рычаге и совершенно нетронутым стеклом — как будто ее установили всего лишь утром.