Деревня Пушканы - [66]
Пододвинув поближе лампочку, Дзенис не спеша принялся читать журнал и, будто отчеркивая, будто читая по складам, вел под мелкими строчками костяной стекой, чтобы прочитанное как можно глубже врезалось в память. Так читать он приучился в годы, проведенные в тюрьмах. Пользоваться карандашом и бумагой нельзя было. Откуда знать, в какие руки еще попадет листок с записями. Конспиратору, если он живет пока легально, надо все запоминать: пароли, людей, адреса, тексты партийных документов и писем. Конспиратор вправе записывать только то, что никогда не вызовет подозрений у стражей государственного угнетения. Однако шпикам любая написанная строчка кажется преступной, и поэтому лучше обходиться без записей.
«Агитация среди масс, единство рабочих и воспитание кадров сегодня являются для нас главными вопросами», — сделал вывод Дзенис, кончив читать. А это значит разоблачать буржуазию и меньшевиков, защищать социалистическую Россию от поджигателей войны, организовывать рабочих и трудовую молодежь. Организовывать по-новому и при этом убеждать также рядовых социал-демократов. Потому что за меньшевиками следуют многие обманутые ими честные рабочие.
Организатор гротенских революционеров мысленно представлял себе коммунистов, комсомольцев и знакомых ему социал-демократов городка и волости, словно всматривался в их лица. Иное видел напряженным, полным воли и упорства, иное казалось изборожденным ненавистью, а иное — каким-то неопределенным.
«Для руководства комсомольцами нужен настоящий конспиратор, профессиональный революционер. Салениек теперь уже не может руководить даже кружком сочувствующих. — Будто объяснял Дзенис невидимому собеседнику. — Салениек деконспирирован, он на какое-то время должен отойти от дел… В связи с разгромом профсоюза волна арестов ширится, не исключены случайные провалы. Поэтому надо изменить формы работы, установить в ячейках параллельные связи. И надо работать с такими, как Дагис…»
Отодвинув резким движением фигурку, Дзенис снова сложил «Боевого товарища» и сунул обратно в тайник, тщательно собрал фигурку, затем снял с полки другого святого, намного меньше, но почти такого же несуразного, как первый. Разобрал и его, достал из груды книг в углу на ящике небольшой том, положил рядом с разобранным изваянием и основательно вытер руки. Затем вынул из ящика стола жестяную банку из-под табака. Табака в ней оказалось мало, зато — много узких полосок папиросной бумаги. Заточив карандаш, он положил одну бумажку на полированную дощечку, раскрыл в книге сильно зачитанную страницу и принялся за совсем необычную работу: отсчитывал на страницах сверху вниз ряды букв и строки текста и мелко, но разборчиво записывал на бумажной полоске двух- и трехзначные числа.
Цифры писал долго. Когда полоска была исписана, уже настало утро. За стеной зашуршали проснувшиеся хозяева, на соседнем дворе заскрипел колодезный журавль, а по улице, в сторону лесопилки, тяжело протопал ранний прохожий. Дописав на самом нижнем краю бумажки короткий ряд цифр, гротенский коммунистический организатор аккуратно сложил ее, завернул в промасленный листок, в какие сейчас на табачных фабриках стали заворачивать папиросы высшего сорта, и запихнул комок в выемку для головы разобранного святого. Вскоре и этот ничем внешне не отличался от других. Теперь можно было отодвинуть задвижки, снять с окна одеяло и прибрать комнату.
Поесть было уже некогда. Ополоснув холодной водой воспаленные от бессонницы и тусклого света лампы глаза, Дзенис взял буханку хлеба, посуду с едой, несколько луковиц, сверток с бельем и все это бросил в торбу, к рабочему инструменту и обоим фигуркам.
Утро выдалось звонкое и теплое. Западный ветер принес оттепель, на улицах пахло рекой и долго пролежавшими в воде бревнами. Прохожие после задержавшихся морозов ступали живее обычного. Дзенис тоже шагал быстро, но у каждого поворота или переулка незаметно оглядывался. Нет, сегодня за ним, казалось, никто не шел. Непривычно. Но как раз эта так называемая «чистота» настораживала. Каждый опытный конспиратор знает: если филер, преследовавший тебя по пятам, отстал, значит, грозит арест. Слежка закончена, предстоит полицейская акция. Так поступала царская охранка, так делают шпики «свободной Латвии».
«Видно, откладывать передачу почты на вечер нельзя. Надо и самому скрыться, пока не поздно», — решил Дзенис. Дойдя до Большой улицы, он шмыгнул в тень дома булочной и четыре раза тихо постучал в окно.
За тусклым окном скользнула длинная тень, скрипнула дверь, затем другая.
— Почему так рано? — шепнул во мраке коридора прямо в лицо Дзенису мужской голос, в нос ударило жаркое, кисловатое дыхание. — У меня второй еще тут… — сказал невидимый в темноте человек, нашаривая протянутую ему Дзенисом фигурку святого.
— Срочно передай дальше! Саше. Пускай становится в строй! На какое-то время я исчезну. Вчера вечером разгромили профсоюз.
От булочной Дзенис направился к каменному домику, что рядом с церковью, встретился там с какой-то женщиной и оставил ей другое изображение святого, которое поменьше. По дороге туда он тоже никакой слежки не обнаружил.
Исторический роман известного латышского советского писателя, лауреата республиканской Государственной премии. Автор изображает жизнь латгалов во второй половине XIII столетия, борьбу с крестоносцами. Главный герой романа — сын православного священника Юргис. Автор связывает его судьбу с судьбой всей Ерсики, пишет о ее правителе Висвалде, который одним из первых поднялся на борьбу против немецких рыцарей.
Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.
На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.
Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.