Деревня Пушканы - [52]

— Помалкивай! — ткнула ее в бок Вилцане.

Инспектор и в самом деле уже смотрит на нее недовольными глазами и, словно прожевывая что-то жесткое, двигает губами. Анну бросило в жар. В первый же день не попасть бы в историю.

Но на сей раз буря ее миновала. Инспектор что-то пробурчал, перелистал толстым пальцем в открытой книге страницу и принялся монотонно читать материал следующего урока.

На последнем уроке дама в черном жакете мужского покроя и в золотом пенсне учила произносить английские слова. Вошла вместе с аристократами — они еще задержались в коридоре и после звонка, — обождала, пока они все расселись по своим местам, и, прохаживаясь между партами, медленно, с равномерностью тикающих стенных часов диктовала: «дзе тейбл, дзе деск, дзе пен».

— Ну, новенькая! — Учительница остановилась перед Анной, и пушкановская девушка уловила не знакомый ей доселе острый, приторный запах. — Анна Упениек, тебе придется как следует поработать. Энд понять, что английский язык — язык мировой культуры. Скажи «дзе»!..

Это Анне, разумеется, не удалось. Учительница рассмеялась, аристократы у окна — тоже.

— В первый же день попотела? — дернула после урока Анну за блузку шустрая Спарок. — Это, милая, только цветочки. Тебе еще зададут жару отец Ольшевский и химик.

— Никак не пойму, какое право они имеют так вести себя с учениками… — взволнованно сказала Анна. — Разве можно так учить?

— Все будет хорошо, — вмешался Гирш Плакхин. — А книгами я тебе помогу. Отец купил мне в Риге все, что надо. Приходи с утра на час раньше! Если очень понадобится, останусь и после обеда. Но только, если очень понадобится. Старик у меня строгий.

2

За неделю Анна Упениек полностью освоилась в новых условиях. С каждым днем она все больше понимала, что еще недавно представлявшаяся ей в Пушканах высшая школа ничего общего с гротенской гимназией не имеет. Казалось, ее опять обманули, как тогда, еще маленькую Аннушку, когда ей за то, что пасла хрюшку, обещали, что она поедет в гости к сестре матери, в Варкавскую округу. Ее будили вместе со взрослыми пастухами, она мокла и зябла под дождем, в полдень бегала на луг Пекшана рвать листья одуванчиков, а ей не переставали расписывать красоты чужой волости. Осенью она добралась до них. И попала в полуобвалившуюся лачугу с окнами, наполовину заложенными мешками с соломой, за столом ей тоже почти ничего не перепадало: хозяйка, сестра матери, заставляла присматривать за свиньями, так как пастушка — ею была бабушка — хотела присутствовать при разговорах дочерей.

Здание школы тоже оказалось совсем не таким, каким представляла его себе Анна. Это, правда, замок. По словам людей и издалека он истинный красавец. Величественно белеет на вершине холма и, сверкая среди большого парка, виден далеко окрест. Прекрасный удалец в зеленом наряде. По сравнению с ним дома внизу, в городке, кажутся серыми кочками.

В замке с полсотни покоев. На его зубчатую башню в полночь выходит поющая дева. Солнце постоянно играет в его бесчисленных окнах. Знойным летом в нем прохладнее, чем под вековыми деревьями. Со стен залов на тебя смотрят прекрасные дамы и благородные рыцари, а с наступлением сумерек, когда на землю опускается ночь, со сводов замка золотым дождем льется свет.

Замшелые подвалы, из которых ведут подземные ходы, хранят сказочные богатства, свитки с непостижимо глубокой мудростью, собранные толкователями мировых загадок. Их тайны еще не раскрыты. По преданию, их разгадает благороднейший и чистейший сердцем юноша, который проведет в замке трижды три года подряд.

Анна знает, что все это — отголоски далекой легенды, красивых преданий. И все-таки, проходя через ворота гротенского замка, которые своими столбами как бы упираются в облака, она поначалу испытывала еще никогда не изведанное сладостное чувство. Она, деревенская девушка, будет впредь жить и учиться в этом чудесном королевстве.

А каким этот красавец был на самом деле?

Мрачным, неприветливым. Зачахнуть в нем можно. Высокие печи, казалось, сложены лишь для вида, а не для тепла. Сквозь узкие, как щели, окна проникает неяркий, сумеречный свет. Стены в классах голые, в пятнах, как в прихожей волостного правления; учебные кабинеты бедные. В некоторых из них только и есть что два дощатых стола, несколько скамеек; где-то чучело совы на полке, где-то модель насоса или конденсатора, а где-то штатив с измерительными трубками да несколько таблиц с надписями на польском и немецком языках.

Книгохранилище, о котором Анна в Пушканах мечтала больше всего, уместилось бы в суме бродячего коробейника, но и оно недоступно, так как школьной библиотекарше, заведующей интернатом, обычно некогда отпереть после обеда белый полированный шкаф в гардеробной. Тилтиня постоянно чем-то занята и никак не выкроит время на выдачу книг.

Учителя? Даже учительницу немецкого языка и рисования Лиепу и математика Штрауха не сравнить с учителем Пусбарниеком из Пушканов. Тот с детьми всегда разговаривал душевно, а эти обращаются словно из-за стеклянной стены. Ты видишь их, слышишь, но в душу их слова не западают.

Да что — в душу… Разве инспектора Биркхана, или Креслыню, Тилтиню, Лиепиню, или химика Трауберга и ксендза Ольшевского, спрашивающего по вторникам и четвергам заповеди, библейские притчи и всякие таинства, интересуют души молодых людей? Целых полчаса Трауберг гонял Анну на уроке химии, учил брать и ставить на место пробирки, а к ее вопросам об определении валентности химических элементов оставался глух.