Деревня Пушканы - [5]

— Ну и не отдадим, и баста! — Гаспар с такой силой стукнул кулаком по столу, что подскочили кружки. — Спрячем в Зеленой крепи на острове, как скотину прятали при немцах. Болото в сплошных бочагах, чужому там не пройти.

— Живого человека на болоте вечно держать не станешь, — возразил Тонслав. — Когда-нибудь ему на берег все равно выйти надо.

— Если нельзя иначе, так женим. — Гаспар так посмотрел на дочь, что та вся запылала. — Пускай мою Аню берет! В пост ей уже семнадцатый год пошел. Взрослая она, работать может. А детскую блажь муж вышибет из нее.

— Ничего, шабер… — тяжело вздохнул Тонслав. — Семейных в солдаты не брали, а чульские нечестивцы всех подряд забривают. В циркуляре сказано…

— При русских все по-другому было, — тяжело вздохнул Юрис Сперкай. — Весь мир открыт был, езжай, ступай на заработки, куда глаза глядят. А теперь…

— Черти они, истинные черти! — сказал Юрис Спруд, первый силач на острове, и попытался грудью отодвинуть стол. — Стукнуть бы таких по башке, говорю, сбить с ног! Подняться всем миром и очистить мир от гадов этих!

— А чем это Езупу поможет? — вставил кто-то с конца стола.

— Верно, чем это Езупу поможет? — согласился Спруд.

— Я знаю! — за спиной Анны отозвался из сеней энергичный голос. — Факт!

Анна обернулась. В дверях, расставив ноги, стоял плечистый парень весь в черном, с пышным чубом. Антон Гайгалниек. Сосед Тонслава.

— А-а, Антон! Смотри, из кругосветного странствия воротился!

— Как же ты жил? Дальние дороги исходил? Счастье нашел?

— Нашел.

— Ну-у! И впрямь нашел? Хе, хе, хе!

Все рассмеялись, потому что знали Антона как облупленного. И его отец был человеком ветреным, а сын свихнулся вовсе. Заносчив, как петух. Словно хозяин невесть какого богатого хутора, словно он разъезжает на линейке, а в амбарах у него закрома от зерна ломятся, как у Муктупавела, как у балтийцев Озола и Пекшана. И одевается: деревенский парень, а на шее крахмальный платок, из нагрудного кармашка пиджака цветастый шелковый платочек торчит. И усы у него тоже не как у порядочных людей, а на чужой манер кверху закручены. Послюнявит два пальца и пошел усы крутить-вертеть. А болтун, пустозвон! Один он только людей, свет повидал. Послушать его, так второго такого умника, как он, не сыскать.

— Факт! — Антон прищурился. — Я все что хотите знаю.

— Знает он! — посмеялся Сперкай.

— Коли знаешь, так чего молчишь, будто язык проглотил? — бросил Гаспар.

— Факт! Как скажу, вы все только рты разинете!

— Говори, только глупостей не болтай! Вздумаешь дурачить нас, так знай: рука у меня тяжелая!

— Факт! Раз чулисы в солдаты берут, то и женатых непременно.

— Сами знаем.

— Факт! Ясно, что Езупа и после свадьбы призовут.

— Нам, Антон, не до твоих шуток теперь!

— Факт! Только чулисам, как и русскому царю, такие, что малость того, не годятся. Сам видел, как недавно немцы в Елгавине свихнувшегося дома оставили, хоть и приказ был всем идти траншеи рыть. И ксендз говорит, что богом обиженных нельзя обижать!

— Чего зря трепаться-то! Ведь Езуп не тронулся!

— Факт! Но может тронуться.

— Хватит, Антон!

— Факт! Ну, скажем, лишь малость, настолько, чтоб в солдаты не забрили.

— Пресвятая богородица, смилостивься над ними! — Женщины повскакали с мест, как потревоженная стайка птиц. — Что за страшные речи! Крещеного человека сумасшедшим объявить!

— Тихо, бабы, когда мужики толкуют! — поднялся Гаспар, тяжелый, как намокшая в мочиле коряга. — Ты, Антон, старух не слушай! О деле говори! Только поберегись деревню высмеивать!

— Факт! Зачем высмеивать? Езупа надо спасти. Всем кагалом к мировому пойдем и покажем. Но сперва попросим ксендза словечко замолвить. Так и так, мол, Езуп господом покаран. Потребуют, чтоб поклялись, поклянемся. А чего не поклясться? Я сам уже не раз перед судом клялся. Если надо, так могу хоть прямо тут, на месте, поклясться.

— Н-да… — Люди оживились. — А если и впрямь попытаться… Вот и разбирайся на самом деле!

— Не больно все это разумно… — пробурчал Сперкай. — На ребяческое дурачество смахивает. Но коль шабры так решат…

— На! — Гаспар протянул бахвалу кувшин с пивом. — Садись к мужчинам! Потолкуем. Когда у тебя не один ветер в голове, так и что-нибудь путное скажешь. Почаще бы так. Самому полегче жилось бы, и деревне спокойнее было бы. Ты ведь знаешь, нам всем друг за друга стоять надо!

— Факт! — Антон улыбался и подкручивал усы. — Знаю. Я все знаю. Я раз в Риге в большом Эрманском парке за одним столиком с важными господами водку пил, из рюмки. Вот из такой большой! И пока мы пили, под навесом, вот таким, как у сарая Сперкая, сорок музыкантов в трубы дули — у них прямо щеки лопались. И тогда я… Факт! А знаете, что со мной этой весной было? Мост под Елгавиней соорудил. Тридцать саженей длиной, на шести столбах. С дугами вроде церковных сводов. Мне за работу десять тысяч полагалось. Одну я там же на месте пропил, две другие — в дороге, три тысячи мне еще с подрядчика причитаются. Съездить за ними надо. Когда уходил я, у подрядчика не хватило денег. Не рассчитывал, что я так скоро управлюсь. Факт! Но я за деревню держусь, как дите за родную мать. Адам, Адам! Растяни-ка свой орган! Дерни вальсок! А куда же эта знаменитая плясунья делась? Аня, иди сюда!