Деревня Пушканы - [4]

Женщины двигались плотным рядом, чтобы, когда пахари пойдут обратно, их встретить еще более хлесткой песней. А мужчины остановились и уставились на дорогу. С горки спускались двое. Ступали прямо по яровым, а за собой волокли палки, приминая зеленя.

— Откуда нехристи эти взялись? По хлебу бредут, точно дурные.

— Волдис Озол и ксендзов Юзис, — разглядела мамаша Спрудов приближавшихся мужчин.

— Что с таких возьмешь… — Тонслав с силой вонзил в дерн лемех плуга.

Видно, предстоял неприятный разговор, так что лучше заранее приготовиться к этому. Старший работник с ксендзовской мызы Юзис, коренастый мужик в господском картузе с маленьким блестящим козырьком, шел и глядел себе под ноги, а Волдис — сын богатого хозяина-балтийца — в зеленом военном френче и военной фуражке того же цвета, шагал, важно покачиваясь, слегка приподнимаясь на носках.

— Здорово! — Волдис поднес к фуражке один палец. — Толоку затеяли?

— Надо, — ответил Тонслав, исподлобья косясь на Волдиса. — Когда же затевать, коли не в страду?

— И то верно! — Волдис обвел окружающих беглым, холодным взглядом. — Почти два года промитинговали…

— До отвала намитинговались… Хих, хи, хи! — посмеялся Юзис. — Теперь с этим покончено. Навсегда. Сейчас и за нынешнее, и за прошлое подналечь придется. Долги отрабатывать. Вот так-то, шабры. Из-за вашего долга мы и пришли.

— Из-за долга? — от удивления Тонслав широко раскрыл глаза.

— С шестнадцатого года Пушканы должны хозяину «Озолов» за молотилку. — У Волдиса будто что-то в зубах застряло, он принялся ковырять в них ногтем мизинца. — Одних процентов несколько сотенок набежало. Отработать придется. Послезавтра с самого утра пускай пушкановские женщины придут огороды полоть.

— Погоди, погоди! — оживился Тонслав. — Кажись, господин Озол что-то напутал. Новый долг я уплатил, а в прошлом году господин Озол в волостном правлении мне лично сказал, что старый прощает.

— Ска-зал! — точно присвистнув, протянул Волдис. — Мало ли что в прошлом году сказано было. У хозяина «Озолов» на руках ваши расписки. А это что банковский вексель. Отработаете, расписки обратно получите! Не забывайте только, что у каждого векселя свой срок выкупа. Вовремя не уплатите, долг взыщут. Через полицию!

— А святой отец на Пойненном лугу сено косить будет, — подхватил ксендзов Юзис, объясняя цель своего прихода. — Так что на будущей неделе, во вторник, все на толоку. С косами и граблями, работать будете, пока все не скосите и не сложите.

— Так что женщинам — в «Озолы», — повторил Волдис. — И тем передайте, которых нет здесь! Чтоб непременно все были! Пошли, Юзис!

— Ах да, вот еще! — Озол вернулся. — Флаг, государственный флаг чтоб у каждого был! Посреди белый, а по краям — красный. В государственные праздники, особо восемнадцатого ноября, каждому вывешивать на доме, на видном месте!

На этот раз они не вернулись.

— Чтоб ты сквозь землю провалился! — Тонслав всем весом навалился на чапыги. — Заноза, каких мало… Долг отрабатывай! Эй, Алоиз, — крикнул он подъехавшему только что с полным возом Алоизу Спрауниеку, — стань-ка на мое место! А ты, старуха, пива неси! Только побольше. Душу разбередили, дьяволы этакие…

3

Управившись с работой на дворе и в хлеве, Анна Упениек надела воскресную юбку и пошла в избу Тонслава, где вечером для толочан будет гулянка. Гармонь Адама Пурвиниека с тремя рядами блестящих пуговок еще с полудня стояла на сундуке Тонславихи и, несмотря на то, что старики проклинали балтийцев и прочих кровососов, несмотря на беду с Езупом, гармонь была тут, и танцы так или иначе будут. Раз пиво сварено, то иначе и быть не может. Надо думать, что отцы тем временем уже успели до чего-то договориться.

Однако отцы так ни к чему и не пришли. Когда Анна переступила высокий порог избы Тонслава, спор у мужчин был в самом разгаре. За столом с мисками мяса, надрезанными и разрезанные серыми пшеничными хлебами, глиняными кувшинами мужчины покачивались и пошатывались, точно созревшие ржаные колосья на ветру. Аннин отец что-то выкрикивал, ему отвечал Юрис Сперкай, поднявшись на ноги и тряся рыжеватой бороденкой.

— Обман! И то, что балтийцы землю дать обещают, тоже обман! Эти нечестивцы только и думают, как бы головы людям затуманить. От господ, неважно, польские паны ли это или балтийцы Озолы, батраку ничего хорошего ждать не приходится. Ничегошеньки. Не ради нас они это белое латвийское государство делали. Не ради нас! Потому чулисам[3] этим сказать надо: не нужно нам от вас ничего! Ни забот ваших, ни долги вам платить. Ни даром на земле ксендза спину гнуть, как при господах.

— Ксендз тут ни при чем! — поднялся Гаспар. — Ксендз — католический священник.

— Господин он, такой же, как все. Потому и церковным господином считается.

— Юрка! — растопырив локти, Гаспар протиснулся в конец стола. — Юрка, ты на веру…

— Тихо, шабры! — бросился Тонслав разнимать разгорячившихся спорщиков. — Не надо ссориться. Лучше посоветуйте мне, несчастному, как с Езупом-то быть. Не позволяет сердце его нехристям[4] в солдаты отдать.

— Что верно, то верно. Грех нехристям отдать.

— Еще против своих пошлют!

— А как же иначе!