Деревия. Одиссея историка Улетова - [28]

А собравшиеся — добрая их половина — смолили яростно и самозабвенно. То и дело обнажали огненное жало и ароматные папиросы «Герцеговина», и трубки, и козьи ножки с ядреной махрой. Но дым мало-помалу уступал, улетучивался в распахнутое настежь окно в просторном зале заседаний Головного управления Уголовного сыска.

— Вот контра е…, — резанул чей-то прокуренный фальцет, а его обладатель, затянутый в кожаную тужурку, злобно сверкнул глазами, и чуть было не сплюнул на пол.

— Товарищ подполковник! А нельзя ли сразу к сути, — вмешался менее прокуренный и, быть может, оттого более интеллигентный тенорок.

— Что ж, перехожу к основному содержанию, нетерпеливые вы мои, — ответствовал оратор, почему-то во множественном числе. — Итак… — Объявляем всем нашим верноподданным:

Благо российского государя неразрывно с благом народным и печаль народная — его печаль. Великий обет царского служения повелевает нам всеми силами разума и власти нашей стремиться к скорейшему освобождению всех верных чад наших от безбожной, беззаконной власти. А посему крепитесь, близок час освобождения и час расплаты для тех, кто презрел Божий закон и служит Антихристу…

— Ну, орлы милицейские! Подполковник сошел с трибуны, видимо, решив быть поближе к коллективу. Дадим усраться этим у… ушлепкам из чрезвычайки!

По залу прошла недвусмысленная, впрочем, едва заметная реакция; метнул скоротечный недоуменный взгляд и Володя Арапов… в ответ едва заметно подмигнул ему Глеб Щеглов.

В последнем своем высказывании начальник управления подполковник Громов не только наплевал на дипломатичность, но и презрел неписаные законы. Всяк работник правопорядка ведал, что между «Чрезвычайкой» — созданным на заре народной власти Чрезвычайным приказом для борьбы с контрреволюцией и «сыскарями», или иначе «милицейскими» — существует конкуренция и давняя борьба, а среди руководства ведомств и грызня… однако на всякие внешние гласные упоминания об этом было наложено табу.

Арапов чуть наклонился к уху Щеглова.

— Глеб, надо бы нам с тобой покумекать в укромном месте…

— Случилось, — без слов ответил Арапов на немой вопрос Щеглова, подчеркнув: повод для разговора есть и архиважный…

Эти их перешептывания и перемигивания совпали с внезапным оживлением в зале, так что принципы конспирации были соблюдены.

— Товарищи! Прошу Тишины! — ухнул, как филин подполковник.

— Как полагаете из-под чьего пера, из какой, так сказать, канцелярии вышла сия бумаженция?

— Да уж не сами же урки этакую х… состряпали.

— Ну ясен… кто-то за ними стоит, простите за каламбур, — осклабился подполковник, сперва раздраженный тупой репликой, впрочем, совсем молодого еще сотрудника.

— Думается так, товарищ подполковник, не на Аляске сии бумаженции клепают, и не на собачьих упряжках привозят, — решил вдруг проявить активность Щеглов. — Хотя может оттуда и дает установки тамошний отдел пропаганды. А печатают или на Дону, или непосредственно у нас.

— Уже провели экспертизу, правда, предварительную, — подхватил подполковник Громов. — С большой долей вероятности установлено: печатают у нас. Что из этого следует?

— А то, что мы имеем дело с контрреволюционной организацией, маскирующейся под уголовников, — проявил сообразительность обладатель интеллигентного тенорка.

— Или… — подполковник прошелся по сцене — эта контрреволюционная организация привлекает уголовников.

— Как они? Колются? — бросил кто-то из глубины зала.

— Пока нет, — раздумчиво отвечал Громов. — Так, кражи, мелкие грабежи берут в надежде на меньший срок. Валят вину друг на друга. Кстати, ни какие они не ростовские, как мы получили ранее наводку. Наша молодая поросль шпаны, что отбилась или отбивается от заводов. О листовках пока молчат, говорят: знать не знаем, слыхом не слыхивали — может, где вытянули случайно. Листовки, если кто не в курсе, были в одном из чемоданов, изъятых на малине. И ростовский след, полагаю, тут имеется.

Дело чести взять этих «политиков» и утереть нос Чрезвычайке!..

*****

Эту затрапезную забегаловку под названием «Чебуречная» на кучковской окраине Глеб и Володя приметили и взяли в оборот давно.

Любая тертая оперативная группа располагала таким заведением, где можно спокойно посидеть, выпить-закусить, о делах покалякать. Хозяевам, как правило, обеспечивали так называемую «крышу» — защиту от «наездов» проверяющих так и норовивших отбить верный левый доход в виде торговли «своей» водкой. В знак благодарности те предоставляли по первому требованию обильный стол и возможность посекретничать, зарывая заведение на «санитарный час». А, кроме того, служили осведомителями на общественных началах.

Арапов увидел Щеглова на привычном месте у окна. Посетителей не было, и через минуту на дверях заведения красовалась замызганая табличка: «Закрыто. Переучет».

Серенькое, подбитое ветром пальтишко Володи выдавало в нем мелкого клерка или мастерового, что пропивает скудную получку и потому не в силах наскрести денег на более приличный гардероб.

На брови надвинута кепка, воротник поднят, да еще и повязка, что носят при зубной боли…

— Ты что, Володя! Зубы прихватило?!

Безмолвный как тень половой принес на подносе две порции чебуреков запотевший графин с водочкой, рюмашки, столовые приборы.