Деникин: За Россию — до конца - [64]

Вот этими-то качествами он прежде всего и отличался от Деникина, который, несмотря на внешнее спокойствие, всё воспринимал душой и сердцем: поражения — болезненно, виня в них прежде всего самого себя, победы — радостно: они придавали ему энергии.

Справедливости ради должен сказать, что у Владимира Зеноновича были и такие качества, которые отличали его в выгодном свете от некоторых других деятелей Белого движения. Главное — он был, несомненно, честным и порядочным человеком, не признающим интриг и подковёрной борьбы. Не раз я был свидетелем его прямоты, хотя прямота эта, в отличие, скажем, от хамоватой прямоты Шкуро или нагловатой прямоты Врангеля, была гибкой, дипломатичной и потому не приводила к обидам, а тем более к конфликтам.

Май-Маевский, несомненно, был честолюбив, ибо люди, лишённые этого качества, редко стремятся посвятить себя военной службе, а если и попадают в армию, то влачат в ней жалкие роли или вовсе уходят из неё, и даже не всегда по собственному желанию, а по той причине, что армия сама как бы отторгает их, указывая на то, что они занялись не своим делом. Владимир Зенонович пошёл в армию, чтобы дослужиться до высокого чина, но не с помощью протекций, а благодаря своему труду и знаниям. И в этом плане он отличался от Врангеля, который рвался к власти любой ценой. К тому же Врангель и не пытался скрывать своего карьеризма, и потому у него редко складывались нормальные человеческие отношения с военачальниками, равными ему по должности, а если иной раз и складывались, то лишь в те периоды, когда это соответствовало его личным интересам.

Антон Иванович благосклонно относился к Май-Маевскому, ценил его за честность и прощал генералу его дурные качества и даже пороки, что вызывало осуждение в среде высших офицеров. А дурные качества Владимира Зеноновича были широко известны по всей армии, от генералов до поручиков. Не прибегая к дипломатии, скажу прямо: Владимир Зенонович был самым обыкновенным почитателем зелёного змия. Выпить стакан водки, едва он спускал ноги с кровати, пробуждаясь ото сна, было для него таким же пустяком, как выпить стакан воды. И что примечательно — он никогда не пьянел, напротив, приходил в прекрасное расположение духа и принимал наиболее верные военные решения от тактических до стратегических. При этом мог запросто «повторить», становясь ещё более энергичным и деятельным.

Как-то мне довелось переночевать у него в кабинете.

Генерал спал на походной кровати, я — на диване. Едва забрезжил рассвет, как Владимир Зенонович пробудился, сладко потянулся, видимо с удовольствием вспоминая вчерашний банкет, отбросил одеяло и бодро подошёл к столу, на котором стоял штоф с водкой. Он особенно обожал сей напиток, настоянный на лимонных корочках. Разлив водку в два стакана, он протянул один мне. Я вздрогнул.

   — Владимир Зенонович, умоляю, избавьте! — взмолился я. — Поверьте, ещё ни разу в жизни я не пил водку с утра, натощак, клянусь вам! Вот перед обедом готов разделить с вами компанию с превеликим удовольствием!

Генерал изобразил на своём рыхлом лице неподдельное удивление.

   — Дорогой Дима, — наставительно, но мягко произнёс он, — должен заметить, что ты ведёшь себя не по по-мужски, пройдёт время, и ты об этом пожалеешь. Ну какой из тебя мушкетёр? Мужчина, а тем более воин, должен быть закалённым во всём. — Видя, однако, что я с ужасом смотрю на стакан, наполненный водкой, он мягко добавил: — Впрочем, не в моих правилах прибегать к насилию. Даже дам в постели я никогда не беру силой, можешь мне поверить. Нет ничего привлекательнее, когда они отдаются сами, уж я испытал это не раз, Дима.

Не поверить ему было нельзя: другим из его известных всем пороков (впрочем, можно ли это оценивать как порок?) было непреодолимое, едва ли не повседневное влечение к женщинам. И тут было чему удивляться. Я никак не мог взять себе в толк, чем мог привлекать, нет, даже не привлекать, а просто притягивать к себе женщин этот грузный, тучный мужчина с заметно выпиравшим брюшком, с массивной головой, будто сработанной небрежной рукой каменотёса и посаженной почти что прямо на туловище, кажется, вовсе без участия шеи. Что-то слоновье, малоподвижное было в нём, и это, как мне казалось, не могло не отталкивать, однако же не отталкивало! Думаю, естественно предположительно, что источником его притягательности было некое мужское обаяние, его располагающая к себе добрая улыбка, которая в выигрышном свете преображала его лицо, отнюдь не привлекательное. Но факт остаётся фактом — дамы липли к нему как мухи к мёду, и я был наслышан, что они отдавались ему вдохновенно и без особых раздумий, почитая это за величайшее счастье. До меня доходили их тайные разговоры после того, как они побывали в интимных отношениях с Владимиром Зеноновичем и были основательно разогреты шампанским. Иначе как душкой и непревзойдённым мастером плотской любви они его не называли. Я пару раз имел возможность наблюдать, как после бурной ночи с Владимиром Зеноновичем женщины на рассвете покидали его спальню с сияющими, восхищенными лицами, ничуть не стесняясь, что о них может пойти дурная слава: ведь большинство из них были жёнами офицеров, и я уверен, что мужья были в той или иной степени осведомлены об их любовных похождениях. Но я не помню случая, чтобы кто-то из этих рогоносных мужей вздумал возмутиться, вызвать распутного генерала на дуэль или же, на худой конец, хорошенько проучить свою неверную спутницу жизни. От Владимира Зеноновича всецело зависело продвижение офицеров по службе, и стоило только жене того или иного офицера побывать в объятиях командующего армией, как едва ли не на следующий день издавался приказ о повышении мужа этой особы в звании или в должности, на груди его появлялся новенький орден и в придачу к нему кругленькая сумма денег. Какая уж там дуэль после этого! Тем более что в условиях дикой войны, развернувшейся на просторах России, нравственность резко упала в цене, более того, стала, скорее, предметом насмешек даже со стороны женщин. Прелюбодеяние во всех его самых извращённых проявлениях становилось обыденным. С его помощью снимались нервные стрессы, ослаблялся страх смерти, оно было предметом особой гордости. В офицерской среде хорошо знали: Владимир Зенонович не пропускает красивых женщин, чему же тут удивляться? А жёны? А что жёны: уж пусть лучше отдаются генералу, командующему армией, от этого есть прямая выгода, чем солдату или, на худой конец, поручику. И потому почти все делали вид, что ничего не замечают, и относились к любовным играм генерала довольно терпимо, даже добродушно, с этаким казарменным юморком. В ходу была шутка, состоявшая в том, что Владимир Зенонович поставил своей целью «настрогать» как можно больше мальчишек — «май-маевчиков», чтобы впоследствии было чем пополнять российскую армию. Так что страсть генерала к плотским утехам расценивалась даже как забота о будущем военном могуществе отечества.