Денарий кесаря - [40]

            Память услужливо подсказала еще один эпизод, уже не из далекого детства, а из совсем недавней юности…

            Над диваном Стаса несколько лет висел портрет Сергея Есенина. Родители купили его сыну, когда тот начал писать стихи. На этом портрете во рту великого поэта была курительная трубка.

            Но вот однажды, проснувшись, он привычно обвел глазами стену и… подавился зевком. Зажмурился, открыл глаза и ему стало не по себе от того, что он продолжал видеть. Во рту Есенина не было трубки!

            Стаса, словно пружиной, подняло с дивана.

            - Мам! Пап! – врываясь к родителям, закричал он. - Там… У меня в комнате… Идите скорее!!!

            Не смотря на то, что отношения родителей с сыном были натянуты с того дня, когда мама в очередной раз обнаружила в его карманах сигареты, родители охотно последовали за ним.

            - Глядите! Есенин… - показывая пальцем на стену, начал объяснять Стас.

            - Ну да, - поглядев на портрет, как ни в чем не бывало, пожал плечами отец. – Сергей Александрович Есенин!

            - Да нет же! Нет! – закричал Стас. - Он всегда был с трубкой, а теперь видите – ее нет!!!

            - Вот видишь, Есенин – и тот бросил курить! – учительским тоном сказала мама, а папа довольно усмехнулся.

            И тогда Стас понял, что это он купил новый, очень похожий, портрет Есенина и, пока сын спал, повесил его вместо прежнего…

            - Ну вы даете! – только и смог тогда вымолвить он.

            И с того часа раз и навсегда бросил курить!

            …Звонок телефона мигом вернул его из далекой во времени и пространстве Москвы в - увы! - близкую нынешнюю Покровку.

            - Ну? – заторопил он приятеля. – Как они? Где?

            - Дома. Здоровые. Только немного грустные… Будто и не Новый год на дворе! - отчитался приятель. - Бросились на звонок так, будто под дверью стояли. Наверное, тебя ждут! Ну, теперь-то ты можешь мне все рассказать?

            - После, когда приеду! – усмехнулся Стас и - приятель уже больше был не нужен ему – жестко отрезал: - Все, конец связи!

            «Ждать-то, конечно, они ждут, – бросив на кровать телефон, подумал он. - И Григорий Иванович прав – на радостях сразу простят. Но… почему не звонят? Обиделись? Конечно, обиделись! Ну, а как на такого не обидеться?!»

            Стас стал припоминать, каким он был со своими родителями. Да и разве с ними одними? Память теперь крутилась перед ним, как калейдоскоп. И с каждым новым воспоминанием ему все яснее становилось, что - сколько он ни жил, что бы ни делал – все делал только для одного себя, в своих интересах. Даже эта его идея с глобальным вирусом, осуществи он ее, и правда, была бы за счет не то, что нескольких других – а всех остальных людей! Ведь всё теперь на этих компьютерах! И что было бы тогда с людьми в самолетах, в больницах, да просто в своих домах?..

            Запоздало пожалев, что грубо обошелся и с так выручившим его приятелем, Стас озадаченно покрутил головой….

            И только тут понял, что бежал сюда, в Покровку, не от родителей, а от себя самого…

            Эта мысль словно обожгла Стаса.

            Не отдавая отчета в том, что делает, он машинально оделся, вышел на улицу, долго бродил по темным закоулкам и пришел в себя лишь у того самого единственного фонаря – около колодца.

            Очнулся, услышав мяуканье.

            Маленький пушистый котенок стоял у колодца и словно звал его.

            - Брысь! – по привычке цыкнул Стас, не любивший, когда ему мешают думать и вообще отвлекают.

            Но котенок не испугался. Наоборот, замяукал еще громче.

            Стас пригляделся внимательно и только тут понял, что котенок не может бежать. Он вообще не мог идти, потому что примерз ко льду!

            Незнакомое чувство жалости неожиданно охватило Стаса.

            Он подбежал к котенку, опустился на колени и, с помощью домашних ключей осторожно принялся отдирать его ото льда, приговаривая:

            - Ты что, тоже от мамы сбежал? Зря! Это я тебе, брат, по своему собственному опыту скажу! И Ник тоже вон правильно говорил. Они же ведь только для нас и живут! Погоди, сейчас мы тебя освободим! И как ты это совсем не замерз-то? Ну, а, если бы я сюда не пришел?

            Странное дело – котенок, словно понимая, слушал его и, даже не дергаясь, не мяукая, терпел, пока Стас освободит его из ледяного плена.

            - Ну, и куда ты такой теперь? – оглядел он дрожавший от головы до лап живой, пушистый комок. – Замерзнешь же ведь совсем! А вот куда! Ко мне домой! Там я тебя и отогрею! И накормлю! Если, конечно, найду чем…

            Дома, к счастью, среди принесенных на завтра Леной продуктов, оказалась банка рыбных консервов. Стас открыл ее, положил в блюдце. Котенок набросился на консервы с такой жадностью, что стало ясно – убежал он от своих родителей гораздо раньше, чем Стас от своих!

            - Все, а теперь – спать! – раздеваясь, скомандовал Стас.

            И до чего же понятливым оказался этот котенок!

            Он тут же забрался на кровать и, деликатно свернувшись в калачик у самых ног Стаса, быстро уснул.