Денарий кесаря - [42]

            - Отец проклял и выгнал его, за то, что он изменил нашим богам! – вставил Теофил, не пропускавший из разговора ни слова.

            - Да, это так, - сникая, признался мужчина и быстро добавил: - Но - простил! Теперь вот хочу сказать ему об этом. Но как найти его, где?..

            Мужчина, схватив юношу за рукав, стал описывать одежду сына, другие приметы, как вдруг имя, произнесенное невдалеке, заставило его смолкнуть на полуслове.

            - Теофил, ты слышал? – спросил он.

             - Да, - кивнул мальчик. – Кто-то позвал Накдимона.

            - Так ведь это на иудейском. А по-нашему – Никодим! Это – он!

            - Хоть вам повезло! – грустно улыбнулся юноша. – И мне пора. Петр прав, надо бежать. Но как… как покинуть Учителя в такую минуту?..»

Глава вторая

  Божий дар

1

Старушка даже руками всплеснула…

            …И уступила зима весне.

            Все тот же первый автобус принял Василия Ивановича и покатил по широкой сухой дороге.

            Та же кондукторша дремала на своем сидении, держа на коленях кожаную сумку, из которой серпантином свисали билеты.

            Только старушек на этот раз было не две, а одна. Та самая – добрая. Она улыбнулась Василию Ивановичу, как старому знакомому. Он тоже приветливо кивнул ей и, порывшись в карманах, достал металлический рубль. С недавних пор у него почти совсем не стало водиться мелочи. Хорошо хоть этот рубль оказался… Помня, как ошибся в прошлый раз, он внимательно посмотрел на монету – афинская тетрадрахма была размером как раз с нее – и стал ожидать, когда подойдет кондуктор.

            Та тоже сразу узнала его и, еще внимательней, чем он, оглядела плату за проезд. Придраться было не к чему, разве к тому, что в такое раннее время ездят с крупными деньгами, и она, поворчав себе под нос по этому поводу, протянула Василию Ивановичу билет и сдачу.

            Машинально проверив еще раз, на месте ли афинская монета – он теперь и ночью не расставался с ней, кладя под подушку – Василий Иванович принялся за изучение списка дел, которые ему предстояло сделать в Москве.

            Его рукой был написан только один пункт: «Купить монеты для Соколова».

            Зато Настя постаралась. В перечне заказанных ею покупок значились:

            «1.Колбаса копченая.

            2.Сыр голландский.

            3.Две банки сгущенного молока.

            4.Банка тушенки.

            И, конечно же:

            5.Пачка самого лучшего чая».

            Василий Иванович, запоминая, сложил листок и спрятал его. Внимание его переключилось на старушку. Все последние дни он провел за изучением Евангелия. Оно казалось ему простым и надуманным, едва ли не сказочным. И он никак не мог понять, что именно в нем вот уже почти два тысячелетия пленяет людей так, что они и слышать ничего не хотят, кроме как о Христе! Шли на костер, подставляли головы под меч, претерпевали бесчисленные муки, о чем свидетельствуют надежные источники – доклады наместников провинций римским императорам и подробные судебные протоколы.

            «Как, – недоумевал он, – горстка неученых галилейских рыбаков смогла покорить этой Благой Вестью – ведь именно так называется в переводе Евангелие – весь мир?!»

            В итоге повесть шла намного медленнее, чем ожидали того Володька и Настя. Он утаивал от них, что написано всего две странички. Его мучило совсем другое…

            И он, глядя на старушку, неожиданно почувствовал, что она знает то, что почему-то закрыто, не ведомо для него. Иначе, зачем было ей месяцами, годами каждый воскресный день вставать ни свет ни заря и, преодолевая недуги и старческую слабость – ведь подруга даже поддерживала ее в последний раз – ехать в храм.

            Только ли страх перед предстоящей скорой смертью гнал ее туда?..

            Не отдавая себе отчета в том, что делает, быть может, втайне надеясь получить ответ на свой вопрос, Василий Иванович пересел на соседнее со старушкой кресло и спросил:

            - А где же ваша соседка - заболела?

            - Наоборот, болела она здесь. А теперь – выздоровела! – придавая своим словам какое-то особое, радостное значение, ответила старушка. – Навсегда!

            - Как это? – недоуменно посмотрел на нее Василий Иванович.

            - Да давление у нее было высокое. Доктора говорили ей, лежи, не вставай! А она – да разве я могу не встретить Господа, как положено? Вот и стала готовить Пасху, куличи, красить яйца… Приготовила и преставилась – аккурат, на самую Пасху!

            - То есть, она умерла?! Вот горе!

            Старушка даже руками всплеснула от непонимания того, что, очевидно, ее наоборот, только радовало:

            - Что вы! Это величайшее счастье, когда верующий человек уходит из жизни в этот День! Говорят, такой идет прямо в рай, минуя воздушные мытарства!

            - Простите, минуя - что? – не понял Василий Иванович.

            Старушка посмотрела на него так, как, наверное, он смотрит на ученика, не сумевшего ответить ни на один из вопросов на экзамене.

            - Как? Вы не знаете, что ждет нас после смерти?!

            Василий Иванович с присущей ему честностью и открытостью хотел сказать, что после смерти он, собственно, вообще не ожидает ни хорошего, ни плохого, то есть совсем ни-че-го. Но в чистых, светлых глазах старушки – был такой ужас за него, а главное уверенность в том, что она говорила, что он промолчал. И старушка, словно обо всем догадавшись, продолжила: