Денарий кесаря - [13]

— Да будут боги милостивы к тебе, Цезарь! Да продлятся твои дни, дабы все мы благоденствовали!

— Ишь как! — сказал Цезарь. — Хитер! И меня похвалил, и себе благоденствия пожелал.

Гости за столом засмеялись. Отец смутился.

— Садись! — велел ему Цезарь. — Ешь, пей — заслужил! Отстоял славу Рима. Откровенно говоря, я сомневался. Фриз был силен.

— Он двигался слишком медленно, — сказал отец.

— Ты, конечно, приметил это? — сощурился Август. — Еще до того, как попросил меня? Ведь так?

— Так! — признался отец.

— Хорошо, что не врешь! — заключил Август и продолжил: — Ты показал, что Рим побеждает не грубой силой, а умом и упорством, и заслужил награду. Часто выступаешь на арене?

— Впервые.

— Я вижу шрамы на твоем лице и руках. Много шрамов.

— Я получил их, сражаясь с германцами.

— Луций Назон был префектом когорты ауксилиев, — пояснил, не утерпев, легат Пульхр.

— Почему же теперь тренирует гладиаторов? — Август повернулся к легату.

— Я долго оправлялся от ран, — поспешил отец на помощь. — На мою должность назначили другого. Теперь жду вакансии.

— Давно ждешь? — сощурился Август.

— Третий год…

Август повернулся к наместнику.

— Если не ошибаюсь, только в этом году мы направили в Галлию семь новых трибунов. Почему не нашлось когорты для Руфа?

Наместник не знал, куда деть глаза.

— Я сомневался… — наконец произнес он сдавлено. — Ауксилии под началом Назона были разбиты.

— Нам ударили в спину! — поспешил отец. — Неожиданно, когда мы сражались с другими. Германцев было вдвое больше.

Но Август продолжал смотреть на наместника.

— Когорта ауксилиев бежала с поля боя?

— Нет, Цезарь! Отступили германцы.

— Варвары захвали знамя и значки когорты?

— Нет, Цезарь.

— Почему говоришь, что когорту разбили?

— Ауксилии понесли большие потери. Был убит или ранен каждый второй.

— А у германцев?

Наместник замялся. Отец вновь не выдержал:

— Перед тем, как нам ударили в спину, мы положили сотни полторы. Потом меня ранили… Но мне говорили, что галлы убили еще не менее двух сотен. Иначе германцы не ушли бы.

— Я постарел, — со вздохом произнес Август, — и многого не понимаю. Наша когорта сражалась на два фронта. Ауксилии сохранили строй, значки и знамя, они убили много врагов и заставили германцев отступить. Мне говорят, что это поражение. Когда я был молод и сам водил легионы, такое считалось победой.

Наместник смотрел в стол. Август вновь повернулся к отцу. И вдруг заговорил на греческом.

— Ты сын всадника, но носишь простую тогу. Почему?

— У меня нет имущества для ценза всадника, — ответил отец на том же языке.

— Сколько времени ты командовал когортой?

— Больше трех лет.

— Вы часто брали добычу?

— Часто.

— И ты не сумел скопить четыреста тысяч сестерциев?

Отец молчал.

— Он распутник? — повернулся Август к легату Пульхру. — Тратит все на вино, женщин и другие удовольствия?

— Нет, Цезарь! — возразил легат. — Назон живет, как простой солдат. Я никогда не видел его с женщинами, у него только одна рабыня, а воду он пьет чаще вина.

— Куда ты подевал свои деньги? — сердито спросил Август отца.

— Я раздал их галлам, — выдавил Луций.

— Зачем?

— Они хорошо сражались…

Отец хотел добавить: «Им ведь так мало платят!», но вовремя осекся — размер жалованья ауксилиям утверждал император.

— Ты выдавал им награды из своих денег? — уточнил Август.

— Да…

Луций ждал выговора, но его не последовало. Император молчал. После смерти приемного отца Август, в ту пору всего лишь Октавиан, стал наследником Цезаря. По завещанию он был обязан треть денег отдать римлянам. Но Марк Антоний присвоил наследство. Тогда Октавиан продал свое имущество, занял огромные суммы у ростовщиков, но волю Цезаря исполнил. Потом, конечно, он восполнил свои траты с лихвой, но это было потом…

— Ты хорошо говоришь по-гречески, — нарушил тишину Август, — и пишешь?

— Я закончил грамматику.

— Итак! — принялся загибать пальцы Август. — Отважен, правдив, умен, образован и к тому же не корыстолюбив. — И такой человек тебе не нужен? — повернулся он к наместнику.

Тот молчал.

— Раз не нужен тебе, то мне пригодится, — спокойно заключил Август и сделал знак Луцию.

Тот встал и поклонился.

— Эй, Руф! — окликнул его Август у самых дверей. — Тебе сколько лет?

— Тридцать, Цезарь.

— Ты женат?

— Нет.

— Почему?

— Я на военной службе.

— Это легионерам запрещают жениться! — сердито сказал Август. — На префектов запрет не распространяется. Ладно, иди! Завтра не отговоришься…

Отец вышел из дворца наместника и остановился, не зная как понять состоявшийся разговор. Но собраться с мыслями ему не дали. Рядом остановился «карпентум», легкая открытая повозка, в которую была впряжена пара мулов. В повозке сидела молодая женщина, настолько красивая, что у Луция перехватило дыхание. Он молчал, не зная, что сказать, и женщина улыбнулась, поняв его смущение.

— Меня зовут Випсания, — сказала она весело. — А ты — Руф?

— Луций Корнелий Назон.

— Август в цирке назвал тебя Руфом. Мне нравится.

— Как будет угодно, — поклонился отец.

— Ты учтив, — засмеялась Випсания и вдруг спросила: — Проголодался?

Луций вспомнил, что с утра ничего не ел. За столом Августа он только выпил вина и в самом деле был голоден.