День в раскольническом скиту - [9]
Игумен, обратившись лицом к братии, приложил руки к сердцу и сделал им поясной поклон со словами:
– Спаси вас, Господи, и помилуй!
После этого уже сам игумен начал всех поминать по имени. Когда братия говорит этот стих: «Избави его, Господи», лицо, за кого молятся, кланяется с ними вместе и шепчет про себя: «Услыши, Господи, молитву раб Своих, молящихся Тебе», после окончания сказанного стиха берёт подручник и кланяется в ноги игумену, говоря: «Господи, Исусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас. Бог спасёт, отче святый, на святой молитве», – а также и братии кланяется.
– А Митрея Филимоныча, отче, забыл помянуть? Он недавно нам елею прислал, спаси его Господи! – сказал молодой монашек, исправлявший должность помощника «головщика».
– Ой! Простите Христа ради! Забыл, грешный я человек, нашего благодетеля! – как бы извиняясь, воскликнул отец игумен.
За то, что забыли за него помолиться, или уж он особенный был щедрый жертвователь, который обыкновенно ежегодно елею по 4 пуда и свечей восковых по 3 пуда жертвовал в «обитель», за него вместо одного «стишка», прочитали три. Эта честь выпадает на долю только одним именинникам.
Независимо от заздравных стихов, молятся они и за упокой. Заупокойный стих начинается следующими словами:
– Покой, Господи, душу усопшего раба Своего (имярек) (поклон). Братия в один голос читает (тем же речитативом, как и заздравный стих): «Елика в житии сем яко человек согреши, Ты же яко человеколюбец Бог, прости его и помилуй (поклон), небесному царствию причастника учини (поклон) и душам нашим полезное сотвори (поклон).
Кланяться и благодарить за молитву считается у них обязательным, а потому вместо умершего кланяется его родственник или знакомый.
Когда совершено было заздравное и заупокойное моление, вся братия в один голос с игуменом во главе начала читать: «Богородице Дево радуйся» 10 раз, сопровождая чтение тропаря каждый раз земным поклоном, затем прочитали «Отче наш», тоже с поклоном. Это чтение тропаря и молитвы Господней повторили пять раз. Таким образом, 50 раз прочитали «Богородицу» и пять раз «Отче наш» (это моление к Пресвятой Богородице совершается у них ежедневно. – Авт.). А чтобы не смешаться в счету, для этой цели у каждого монаха и послушника есть специальная лестовка, называемая «богородичною».
Шитьём лестовок занимаются в женской обители матушки. Для стариков «ступеньки» на лестовке делаются более крупными, чем у молодых, ввиду того, что у старых людей не так уже чувствительны руки к осязанию, и вместо одной ступеньки другой старик, пожалуй, начнёт отмахивать сразу по две да по три штуки.
Не отдыхая нисколько, отцы начали служить часы. После псалма «Благослови, душе моя, Господа», отец Досифей, благословившись, вышел на средину молельни читать апостол. Когда он читал, мне показалось, что он свой нос ватой заткнул, до того он старался гнусить, видимо, находя в этом какую-то особенную прелесть и удовольствие.
После прочтения апостола, отец игумен вышел на средину кельи, где на особом аналое лежало Евангелие. Во время пения «Слава Тебе, Господи», он поклонился отцу Ефрему в ноги с молитвой Исусовой, говоря:
– Благослови, отче святый, «прочести» Евангелие на изгнание духа нечистаго, гнездящагося в рабе Божием Николе!
– Аминь, Бог благословит молитвами евангелиста Луки, отче святый! – ответствовал отец Ефрем.
Отец игумен очень осторожно снял с Евангелия покрывавший его шелковый платок и ещё осторожнее начал развертывать его, так как кроме покрывала оно было завернуто ещё в голубой шёлковый же платок. Евангелие было в бархатном переплёте, издание патриарха Филарета, совершенно чистое и почти новое.
Отец Досифей махнул рукой своему ученику, который, по их мнению, был одержим лютым бесом. Мальчик был бледен и дрожал всем телом. Ему страшно было от того сознания, что он, по словам таких популярных старцев, коим нельзя не поверить, имеет в себе беса, а потому он и был так расстроен и взволнован. Когда он склонился у аналоя, как бы изображая собою живой аналой, зубы его стучали, как в лихорадке. Отец игумен, взяв Евангелие, положил его на спину мальчика и начал читать медленно, а мальчик так дрожал, что лежавшее на его спине Евангелие так и прыгало, несмотря на все усилия отца игумена удержать оное. От сильного дрожания мальчика он с трудом мог разбирать слова, несмотря на крупную печать в Евангелии.
– Вишь, нечистая сила! Евангелие-то, должно быть, не по силам тяжело супостату. Нет, губитель, сколько ни крепись, а супротив отца Паисия тебе не устоять! Вражеская сила! – злобно острил по адресу беса, сидевшего в мальчике, какой-то старичок, твёрдо веривший, что-де если уже отец Паисий взялся выживать врага рода человеческого, то против него не только какой-нибудь там маленький бесишка, сам сатана и тот спасовал бы.
Евангелие, наконец, было прочитано. Мальчик выпрямился, весь в слезах и бледный, как скатерть, стоял, нервно перебирая лестовку. Отец Паисий приказал ему поцеловать ту строку в Евангелии, где кончалось прочитанное зачало. Мальчик, перекрестившись, поцеловал, затем, дрожа и шатаясь, отошёл от аналоя в сторону.
