День сурка И.А. - [2]

— По пьяни, небось? — вопросил невесть откуда взявшийся Геннадий — известный всему двору патлатый пьяница в вечной тельняшке.

— Чего? — вытаращилась на него Вероника Михайловна. — Мой Васька не пьет! Он как ты, что ли… Он у меня благородных кровей. Перс!

— Персы вымерли давно, — глубокомысленно изрек Геннадий сквозь нависающие над губами прокуренные усы. — Учи матчасть, старая.

— Сам ты вымер бы, дурак! — огрызнулась Вероника Михайловна и на всякий случай отошла от хмурого Геннадия подальше, отступила за спину Петра Алексеевича.

Между тем, Иван Афанасьевич кое — как поднялся, сменив лежачее положение на сидячее и принялся тревожно рассматривать сломанную руку и ощущать тошнотворный звон в голове.

— У тебя там не закрытый, а открытый перелом, — гоготнул Геннадий, добродушно созерцая незадачливого самоубийцу.

— Нет, — возразила одна из незнакомых женщин. — Закрытый. При открытом кость видно.

И строго добавила, чтобы исключить любые сомнения в своей компетентности:

— Я сестра.

— Чья? — подозрительно осведомился Геннадий.

— Медицинская, — недовольно буркнула сестра.

— Ну что тут у нас? — вопросило новое лицо, появляясь на сцене.

Это было лицо местного участкового — лейтенанта Лиходеенко.

— Лейтенант Лиходеенко, — подтвердил участковый, коротко отдавая честь собравшимся. — Участковый.

Геннадий со скучающим лицом, неуверенной походкой отошел под куст сирени и там сел рядом с мальчиком, унося с собой густой, тугой аромат сивушных масел, минуту назад заливавший сцену, а сейчас последовавший за ним, как мантия за королем, как развевающееся знамя за флагоносцем.

— Да вот, — сказал Петр Алексеевич, как старший дома принимая на себя дипломатические функции. — Упал человек с балкона, видите ли.

— М — м–м? — удивленно протянул лейтенант Лиходеенко.

— Как мой Васька прям, — добавила Вероника Михайловна.

— О — о–о! — неопределенно прозвучал участковый.

— Перс, — добавил из — под сирени Геннадий, которому в присутствии участкового лучше было бы помолчать и не будить лихо.

— А — а–а, — оглянулся на него милиционер Лиходеенко.

— Я не упал, — остановил Иван Афанасьевич поток дезинформации, пролившийся на участкового. — И не с балкона. Я — прыгнул. С крыши.

— У — у–у, — кивнул лейтенант Лиходеенко. — Куда?

— На землю, — удивленно поднял брови Иван Афанасьевич, убаюкивая ноющую руку, нервно сглатывая густую слюну тошноты.

— Ага… — неуверенно произнес участковый и кивнул. — Зачем?

— Хотел покончить с собой, — пояснил самоубийца — неудачник.

— Довели человека! — воскликнула вторая незнакомая женщина, стоящая рядом с медицинской сестрой. — Как обычно у нас: выборы прошли и — всё, никому ни до чего дела нет!

— Это не метод, — покачал головой Петр Алексеевич. — Так мы ничего не добьемся.

— От них вообще ничего не добьешься, — проворчала Вероника Михайловна и кивнула на участкового Лиходеенко, как единственного представителя их. — Вон, вчера еще масло семьдесят стоило, а сегодня уже семьдесят два!

— Да че там масло!.. — сокрушенно покачал головой алкоголик Геннадий.

— Им—то сыто живется, — провозгласил Петр Алексеевич. — Возле кормушки — то и сыто и тепло. Что им до нас!

— Ага, ага, — закивали двое новоприбывших — супруги Киреевы из тридцать четвертого дома. — Вы на эту рыжую сволочь только посмотрите, на Чубайса, какую ряху наел себе на наши денежки!

Иван Афанасьевич кое — как поднялся и скорбно двинулся к подъезду, бережно поддерживая больную руку в состоянии полу — невесомости.

— Шину надо наложить, — отвлекся от митинга Петр Алексеевич.

— Заявлять будете? — спросил участковый.

— Не надо ничего, — отмахнулся Иван Афанасьевич. — Я сейчас…

Кряхтя и постанывая от боли, он кое — как поднялся на пятый этаж, влез по отвесной лестнице на чердак и выбрался на крышу. Снова, лихорадочно цепляясь за вентиляционную трубу, осторожно спустился по покатой крыше и замер на краю. В ушах громко зазвучали «Кони привередливые», то место, где про нагайку и по самому по краю. Иван Афанасьевич подумал, что подобное музыкальное сопровождение не совсем к месту, поскольку совершенно не соответствуют его характеру; приглушил звук.

Внизу собралась уже порядочная группа людей — человек с дюжину, не меньше. Центр группы занимал старший дома Петр Алексеевич. Участковый Лиходеенко, отойдя в сторонку, что — то тихонько говорил в рацию — наверное, передавал по инстанции информацию о стихийном митинге. Геннадий окидывал милиционера придирчивым взглядом из — под сирени, и видно было, как сжимаются его нетрезвые кулаки.

Медицинская сестра взвизгнула и указала на Ивана Афанасьевича пальцем, на ногте которого жалкими тусклыми оползнями застыл позавчерашний лак.

— Вот видите! — воскликнул Петр Алексеевич. — Видите, как мы живем?! Все, что остается простым людям — это крыша!

— … и скорую, да! — кричал участковый Лиходеенко в рацию, пытаясь переголосить Петра Алексеевича. — Ну и спасателей, наверно, я думаю!

Спасателей!.. Но Иван Афанасьевич совсем не хотел, чтобы его спасали. Он уже принял окончательное решение.

— Закройте окно! — завизжала Вероника Михайловна. — Он же расшибется об раму!

— Об стекло изрежется, — добавила медсестра.