Немного позже Матвей неожиданно сказал:
— В конце концов, здесь работать становится опасно...
Елена молчала.
33
На станции застыли два поезда. В красных теплушках того, который прибыл с запада, томились арестованные. Их собрали с разных станций, они не знали, что их ожидает. Им неизвестно было о том, что происходит кругом: плотные стенки полухолодных теплушек отгородили их от живого мира.
Осьмушин попал в одну теплушку со слесарем Нестеровым. Слесарь угрюмо сопел и, когда телеграфист шопотом спрашивал его: «Это что же такое, товарищ Нестеров?» — брезгливо отвечал: «Засыпались!.. какая-то, видать, заминка!..»
Их везли на восток и чем ближе подъезжали они к городу, тем тревожней становилось в теплушке. Однажды солдаты, окарауливавшие их, вошли к ним и сердито заявили:
— Имейте в виду: ежели что с поездом ваши товарищи там, на воле, сделают, вас каждого десятого повесим!.. Такое распоряжение!..
Немного позже двух рабочих вызвали на какой-то остановке и на виду у всех жестоко выпороли шомполами. После этого каждый из арестованных с содроганием ждал, что и его может постичь такая же участь, и на каждой остановке в вагонах все замирали и боялись глядеть друг другу в глаза.
Осьмушин, захлебнувшись от горя и ужаса, прижался после того случая к Нестерову и поведал ему:
— Если со мной что-нибудь... я сам под поезд брошусь!..
— Ты-ы!.. — прикрикнул приглушенно на него слесарь. — Не скисай!.. Рано, брат!..
Совсем недалеко от города по теплушкам прошел офицер в сопровождении трех солдат. Один из солдат нес ручной фонарь и освещал им арестованных. Офицер сверял по списку людей, был строг и иронически и многозначительно усмехался. После этого обхода у многих упало сердце:
— Что это с нами собираются делать?..
И опять, когда Осьмушин пришел в смятение, Нестеров одернул его:
— Прежде времени не умирай, брат!.. Обожди!..
На рассвете поезд внезапно остановился среди пустынного снежного поля.
Стоявший на паровозе рядом с машинистом часовой увидел впереди разобранный путь и выстрелил в воздух. Тревога подняла всех в поезде. Солдаты высыпали из вагонов. Вышли из своего вагона и офицеры. Путь был осмотрен и была снаряжена команда для его исправления. А машиниста вызвали в вагон к самому графу. Через десять минут машиниста провели по сугробам рядом с поездом, повалили на снег, содрали с него одежду и стали сечь. Солдаты тупо и мерно били его, а стоявший возле офицер курил папироску за папироской и несколько раз проговорил:
— Будешь внимательней!.. Будешь внимательней, каналья!..
Путь исправили в два часа. Затем поезд двинулся осторожно дальше. Вел его тот же машинист, но теперь уже на паровозе рядом с ним были не один, а два часовых.
И в поезде, в красных теплушках, стало после этого еще тревожней, еще настороженней.
За двадцать-двадцать пять верст до города тревога эта выросла и охватила и солдат. Откуда-то пришла уверенность, что в городе ждет сопротивление, что без жестокого, кровопролитного боя дело не обойдется. И когда подошли к полустанку, последнему перед городом, где поезду и не полагалось останавливаться, поезд остановился. Солдат выгнали из вагонов, построили вдоль поезда. Офицеры осмотрели своих людей, проверили оружие, выровняли фронт, сами подтянулись. Из своего классного вагона вышел генерал. Высокий, немного сутылый, с повисшими седыми усами и лохматыми бровями, он, брезгливо поджав тонкие губы, прошел по фронту замерших в строю солдат и привычно бросил:
— Здорово, ребята!
Солдаты дружно рявкнули приветствие. Генерал оправил на руках и застегнул перчатки.
— Полагаю, — сказал он резким скрипучим голосом, — полагаю, что вы понимаете куда мы направляемся!.. В городе нас, может быть, ждет сопротивляющаяся банда бунтовщиков. Так вот знайте: вы идете делать правое дело, служите батюшке царю и родине. У вас не должно быть жалости. Трусов я не признаю! Изменников накажу!.. Тех, кто честно выполнит свой долг, награжу!.. Садить людей по местам!.. — неожиданно закончил он, обернувшись к офицерам. Потом, спохватился и крикнул: — Отставить!.. Выведите сюда арестованных!..
Арестованных выгоняли из вагонов поспешно и грубо. Их тоже построили вдоль поезда, лицом к шеренге солдат. Генерал повернулся к арестованным, нахмурил мохнатые брови и что-то сказал своему адъютанту. Тот вышел вперед, вздернул голову вверх, отчего его щегольская папаха совсем заломилась назад, и прокричал:
— Его превосходительство объявляет, что в случае сопротивления со стороны революционеров и забастовщиков, все вы, здесь находящиеся арестованные, подвергнетесь наказанию вплоть до повешения!.. Имейте это в виду!
Арестованные стояли неподвижно и молчали. У некоторых на бледных лицах вспыхнули бурые пятна. Некоторые вздрогнули.
34
После совещания у губернатора, в скорости после того, как по улицам в перегонку пронеслись Келлер-Загорянский в губернаторской коляске и Сидоров на созонтовской тройке, город внезапно изменился. На обычных местах появились городовые, от которых многие успели уже отвыкнуть. Тяжело и угрожающе зашагали воинские патрули.
В полдень сидоровские солдаты пришли на телеграф, в банк, заняли типографию. В полдень же были на всех заборах и на всех витринах расклеены новые угрожающие приказы и обязательные постановления Сидорова и губернатора.
