День народного единства - [27]

— Послушай, я тебя иногда не понимаю. Мне иногда не доступен твой юмор. Ты меня перегружаешь прямо сейчас. Могу я попросить тебя уйти. Ты опасен.

— Да конечно. Прощай, — он неторопливым шагом пошел к этой тибетской или этой марсианской горе, потому что это одно и тоже в данных сложившихся обстоятельствах, когда меньше часа назад это было еще Подмосковье.

Он медленно продолжал движение. И я почувствовал себя преданным. Но не потому, что меня предали, а потому, что пейзаж не менялся. Я понимал, что он и не изменится. Что я попал. Попал в эту дурацкую ситуацию. В это дурацкое место. С этим странным и неадекватным человеком, который все шел и шел и скоро, может минут через двадцать пропадет из виду совсем. И тут мне становится действительно люто страшно. Потому что, мы одни совсем, не любим оставаться. А тем более в таких заграничных условиях. За гранью моего разума понимания. С прерывистой Реальностью. Которая, вполне себе допускает такие гэпы. Гэпы — это прерывания. Дырки в моем толковании, а не в переводе странных переводчиков с английского на русский. Мне надо догнать его. Хоть он трижды дьявол. Ведь одиночество гораздо хуже любого дьявола. А у него шутки достаточно веселые и он вполне умный. И патриотизмом от него не пахнет. А в последнее время патриотизм для меня, это самое мерзкое явление, потому как навязывается извне и сверху ворьем этим, для того чтобы мы их жизнь и богатство охраняли от внешних врагов, типа Клинтона этого. Или в отсутствие этих врагов горбатились на них бесплатно или за еду. И все под флагом «Ты что, Родину не ЛЮБЕШЬ?» Тьфу. Хоть сейчас на броневичок. Какой я, однако. Но надо суфия догонять и вместе с ним переживать все превратности жизни. Снег еще пошел. Пошел сильнее. Метель. Сейчас я его потеряю. Я изо всех сил побежал за ним. Вижу его еле-еле. Он быстро идет. Время терять нельзя. Время не ждет. Время — деньги. Деньги кстати перекочевали со мной в этот мир? Засунул руку в карман. Вынул кошелек. Перекочевали. Все тот же отвратительный русский миллион. Единственное, что у меня осталось от моей нелепой Родины. И даже если бы этот миллион рублей превратились бы в один момент в миллион американских долларов, сделали бы они меня счастливее. Не понятно.

— Суфий, — ору я от страха, — подожди меня, пожалуйста, — я пошутил. Мне с тобой очень хорошо, очень спокойно. Как в самом лучшем сне. Стой!

Он не слышит, похоже, меня. Звук моего голоса не слышен сквозь завывание ветра. Шуршание падающего снега. Скрип снега под моими ботинками. Я бегу и засматриваюсь на гору эту. Не бывает гор в Подмосковье. А может это свалка мусора какая-нибудь? Или добывали что-нибудь. Добыли, а это — отходы. Земля с песком. А яму, в своей бесхозяйственности, они забыли зарыть. Или еще более безумная идея. Гораздо более безумная, чем представить, что я в Тибете. Что какой-нибудь чудаковатый миллионер насыпает здесь из привезенной земли искусственные горы. Делает подмосковный горнолыжный курорт. Ха-хо. Тогда где подъемники? Отели? Ну а что в предгорьях Тибета делают настоящие среднерусские леса с березками, елями, соснами?

— Суфий не бросай, — опять на пределе возможностей голосовых связок кричу я, — я летать без тебя не научусь!

Я быстро бегаю, как в американском кино, если понадобится. Летать пока не получается, но со временем может быть я и научусь. Но пока я бегу что есть силы за человеком, который является единственной спасательной соломинкой, единственной связующей нитью с реальностью. Которая так опрометчиво решила измениться именно сейчас, а не сто лет назад. Или двести лет вперед. Интересно, а что было сто лет назад. Где? И с кем? Не могу сказать. Просто, с каким-нибудь крестьянином в Китае. О чем он думал, что ощущал, о чем переживал? Как потом умер? Зачем жил? А зачем жили все эти миллиарды людей? И вообще есть хоть малюсенький смысл хоть в чем-нибудь, что произошло в прошлом и произойдет в будущем. А есть ли смысл в том, что происходит сейчас? И зачем я что есть силы бегу по заснеженному лесу? Как в американском кино. Не под музыку, а под завывание ветра. Под снегом, который идет почти стеной. И зачем это Рождество? Сегодня ведь Рождество. Что оно означает, кроме индейки? А у нас кто-нибудь что-нибудь делает в Рождество?

— Суфий, я догнал тебя, стой.

Он обернулся, но это был уже не он. Глаза как в фильмах про инопланетных пришельцев. Я остановился, и хотел, воя от ужаса, побежать назад. Но, что же меня остановило?

— Ты кто? — спросил суфий.

Он смотрел на меня спокойно и даже ласково. Глаза перестали светиться и блестеть. Снежинки таяли на его лице. Он терпеливо ждал, пока я начну говорить. А я никак не мог начать. Волновался. И не знал, что сказать.

— Ты обещал научить меня летать, — выпалил я первое, что пришло в голову.

Он заулыбался, глаза его опять засветились светом, казалось слезы текут из его глаз, но то был снег. Он обнял меня. Мы стояли так долго. Наконец он оторвался от моих объятий.

— Я давно хотел научить тебя летать. Я так долго ждал этого. Я не зря жил. Или зря? Пойдем. Сегодня самая лучшая ночь для того чтобы научиться. И сегодня самое лучшее утро, чтобы взлететь. Ты готов?