День красных маков - [105]

Душа покинула его тело и полетела к зелёному пригороду Уэст-Кантри, где итальянка средних лет, учительница литературы, сидела в кабинете за столом и готовила план урока на завтра. Услышав новости, навсегда разрушившие её мир и веру в счастье, Клаудиа Варрассо не ощутила, как сильные руки сына обнимают её плечи, посылая из другого мира свою поддержку и тепло, но он был рядом. Маленькое белое пёрышко, выпавшее из кармана джинсов, поднялось вслед за душой Майлза. Лёжа на столике у кровати, оно ожидало, когда попадётся на глаза матери и не в первый раз немного облегчит чужую боль…

– Майлз! Нет! Майлз! Только не это! Кто-нибудь! – Крики Поппи надрывали заполненные дымом лёгкие и были слышны даже сквозь шум и вой сирен.

Человек, стоявший в тени, вынул из кармана мобильник. Ни капли пота, ни дрожи в руках. Ничего, что могло бы выдать его. Он был спокоен.

Зазвонил телефон в кабинете Зелгаи Махмуда. Завибрировал мобильник в кармане Энтони Хелма. Секретаря в приёмной на Даунинг-стрит, 11, попросили сообщить о звонке достопочтенному Тристраму Манро. Кто знает, что услышали двое? Но первый из них услышал всего одно короткое, жуткое слово: «Сделано».

Мартин крепко прижимал жену к себе; она вся дрожала в его объятиях. Он притянул её ещё ближе, он знал о пережитом ужасе.

Поппи вспоминала первый разговор с человеком, ставшим для неё самым близким другом.

– Так вы и до старости не доживёте, Майлз.

– А кто сказал, что я собираюсь дожить до старости?

– Хм… ну, может быть, вы и не собираетесь. Просто мне кажется, никто не хочет умереть, когда время ещё не пришло, когда они ещё не успели… По-моему, хуже всего, если смерть приходит вот так внезапно, без предупреждения…»

Лёжа на супружеской кровати, слушая, как поднимается и опускается грудь Поппи, Мартин прижался головой к наволочке в цветах. Он не хотел думать, что было бы, позвони он секундой раньше, позже… он хотел лишь всей кожей чувствовать тепло любимой женщины. Вдыхая запах её волос, он закрыл глаза. Ему было хорошо и спокойно. Он никуда не отпустит своё сокровище, свою Поппи Дэй. Наконец-то он дома.

Год спустя

– Ты точно не хочешь пойти со мной?

– Совершенно точно. Мы с Пегги прогуляемся тут в последний раз, потом я передам её Джен, и встретимся здесь, Март, как договаривались. – Подняв на руки малышку, Поппи нежно поцеловала её в пушистую макушку. Девочка растопырила крошечные пальчики, а потом снова сонно сложила ручки на груди.

– Может, всё-таки сходим вместе, а Пегги передадим Дженне потом? Пусть тоже поздоровается, можем их даже сфотографировать.

– Я сказала, нет, Март, пожалуйста, не надо. Давай придерживаться плана. Нет никакого смысла в том, чтобы… – В уголках глаз Поппи показались слёзы, рот искривился, она вот-вот готова была расплакаться. Ну, обещание есть обещание.

– Хорошо, милая. Я понимаю. Просто зачем упускать возможность, которая может больше не повториться?

– Я ничего не в силах поделать, Март. Не могу её видеть. Это уже не она. Уже очень давно не она.

– Не нужно объяснять ещё раз, Поппи. Просто, когда переедем, мы уже не сможем навещать её так часто. По-моему, в Бордоне нет метро…

Поппи представила их новый дом в районе Хэмпшира, там уже были кормушка для птиц и качели, и больше ждать не хватало сил. Мартин поцеловал жену в веснушчатый нос и погладил щёчки спящей дочери, Пегги Алессандры.

– Пока, мои чудесные девочки.

– У тебя на фуражке значок болтается; не мог получше выбрать? – Поппи покрутила блестящую лошадку, приколотую к берету мужа. Мартин гордился новой униформой Инженерных ремонтно-восстановительных войск. Перевод оказался несложным, и через три дня он должен был начать учиться на механика. Прежде чем покинуть Лондон, Мартин и Поппи как почётные гости приняли участие в параде, посвящённом Дню памяти и скорби. В этом году он был грустнее обычного – не только из-за всего, через что им пришлось пройти, но также из-за Аарона…

День в «Непопулярке» проходил тихо и мирно, похожий на все остальные дни. Около двадцати человек, когда-то живших полной жизнью, сидели в скрипучих виниловых креслах, постукивая узловатыми пальцами по ручкам в такт хиту группы «Европа». Крепко, чтобы не уронить, сжимали чашки с чаем, прихлёбывали горькую жидкость, стараясь не вспоминать времена, когда варили чай в собственной кухне, следуя собственным предпочтениям: поменьше молока, побольше сахара, любимая кружка… Кухня в доме, где были счета, чтобы оплачивать, телефон, чтобы звонить, трава, чтобы косить, продукты, чтобы готовить, и тепло родного тела ночью на матрасе. Стараясь не вспоминать времена, когда у них была другая жизнь, не такая, как теперь.

Вместе им было проще – их кормили и мыли, пока их измученные лёгкие не испускали последний вздох. Всё к лучшему. О них заботились, и они, во всяком случае, не страдали. Точно ли не страдали? Кто скажет…

– Натан!

– Да, любовь моя?

– Я хотела тебя кое с кем познакомить.

– Замечательно. С кем же, Доротея?

– Не помню…

– Ну ладно, вспомнишь. – Натан попытался сменить тему. – Как насчёт чашечки чаю? Я могу раздобыть даже парочку шоколадных печеньиц, только никому не говори, это только для моих любимчиков.