День красных маков - [104]

Майлз рассмеялся. Приподнял очки, потёр переносицу.

– Я хочу сказать тебе спасибо за всё, что ты сделала, Поппи. За откровенный, подробный и правдивый рассказ. Люди редко говорят от чистого сердца, но вы с Мартином – исключение. Люди придут в восторг от вашей победы, вашей решительности, вашей силы!

– Ты так думаешь, Майлз? Мне кажется, всё это довольно скучно. Ну, кому интересны приключения несчастной парикмахерши из Уолтемстоу?

– Мне интересны, Поппи. А если уж мне интересны, то и множеству людей тоже.

– Ладно, верю-верю. В конце концов, ведь это ты единственный лауреат и гений в здешних краях!

– Думаю, мы оба знаем, что это не так, Нина Фолксток. Ты ведь и сама очень умная!

– Очень смешно! Здесь тоже ты постарался, Майлз; без тебя моя гениальная идея так и осталась бы идеей. Ты рад, что мы встретились? Или думаешь: лучше бы я не тратился на то капучино, лучше бы настучал на неё в Брайз-Нортоне?

– Даже если и настучал бы, ничего бы не изменилось. Ты всё равно нашла бы выход.

Поппи улыбнулась, зная, что так и есть.

– Да, я рад, что мы встретились. Ты многому меня научила, Поппи, мне нравится твой взгляд на мир. Как говорит моя мама, никогда не поздно учиться новому.

– Твоя мама права. Я только в шесть лет узнала, что морские коньки существуют на самом деле. Думала, только в сказках, как русалки.

– Хочешь сказать, русалок не бывает? Господи, Поппи, что ещё ты мне расскажешь? Может, и зубная фея, по-твоему, выдумки?

– Смешной ты парень! Сейчас схожу кое-куда, и поедем.

Зазвонил телефон на прикроватном столике. Одной рукой держась за ручку двери, второй Поппи закинула на плечо сумку. Майлз посмотрел на телефон.

– Отвечать не будешь?

Поппи не собиралась тратить ни секунды, ей не терпелось вернуться к мужу.

– Думаю, нет. Это, наверное, Роб, он один сюда звонит. Я потом сама его наберу.

Майлз скорчил гримасу. Не ответить на звонок казалось ему такой же дикостью, как не свернуть аккуратно носки или поставить СD-диск не в алфавитном порядке; рецепторы, подверженные абсцессивно-компульсивному расстройству, начинали дёргаться.

– Майлз, да не волнуйся ты так, я ему перезвоню! Что ты такой дёрганый зануда?

– Рад представиться – мистер Дёрганый Зануда!

– Продолжай болтать, я приду через минуту. Увидимся! – И Поппи закрыла за собой дверь.

Поппи возлагала большие надежды на свою интуицию, но на этот раз ошиблась. На другом конце провода был не Роб, а Мартин. Когда Майлз закрыл за собой дверь комнаты, в ней зазвучало голосовое сообщение:

– Поп… это я. Если не захочешь говорить со мной, я пойму, но я должен сказать – прости меня, малышка. Я люблю тебя, Поппи. Я так тебя люблю… Прости, что оставил тебя одну. Я злился по ряду причин, но все они теперь кажутся несущественными. Я был таким никчёмным, я не смог тебе помочь, я был тебе нужен, и нас разделяла лишь комната… Прошу тебя, возвращайся домой, Поппи, возвращайся домой и поговори со мной. Я люблю тебя. Я буду тебя ждать…

Майлз щурился от полуденного солнца; день был хороший. Вынув из кармана связку ключей, он шёл к машине и думал о словах Поппи. Да, пожалуй, она права: непримечательная жизнь, простая и скучная, без страданий и душевной боли, лучше всего.

Это случилось одновременно. Майлз нажал на кнопку, чтобы открыть дверь, а человек, стоявший в тени, нажал на кнопку маленькой чёрной коробочки. Взрыв, огонь – и машина разлетелась на осколки. Куски металла, стекла, проводов и пластмассы, секунду назад бывшие автомобилем, стали грудой мусора. Словно сложный конструктор, каждая деталь которого была теперь изломана и покорёжена.

Люди, оглушённые взрывом, рухнули на колени, закрыли лица руками в ожидании дальнейших ужасов. Окна домов треснули и прогнулись, прежде чем взорваться на миллионы крошечных призм, которые взвились в воздух, как кусочки серебра, чтобы вновь опуститься, чтобы найти приют, впечатавшись в мягкое – в волосы, в одежду. Эхо звуковыми волнами пронеслось в воздухе, как молотом раздробив тишину солнечного дня.

Потом была жуткая, противоестественная тишина, которая длилась слишком долго, мучительно долго. Как в замедленной съёмке, люди смотрели, как кровь течёт из новых ран, и удивлялись алому теплу.

Портье, только что смеявшийся, провёл языком по рваной ране, только что бывшей его ртом, и тут же потерял сознание.

Студентка, спешившая в кино на свидание, заправила волосы за уши. Секунду спустя она посмотрела на свои ноги, пытаясь понять, почему они отделены от тела, и её унесло ледяным потоком смерти.

Мужчина, выходивший из отеля, споткнулся о руку своей жены, лежавшую на тротуаре. Он узнал её по обручальному и венчальному кольцам, блестевшим в солнечном свете. Жена, ошеломлённая, потрясённо смотрела на свою укоротившуюся конечность; от ужаса и адреналина она не чувствовала ни боли, ни осознания. Птицы разлетелись; люди завидовали им, имевшим возможность улететь.

Майлза Варрассо больше не было. Он вернулся в небытие, лишь часть его осталась нетронутой. Он был разрушен, разбит, разорван на куски, уничтожен, стёрт с лица земли. Он ушёл навсегда. Яркая, событийная и молодая жизнь оборвалась, потому что кто-то нажал на маленькую кнопку.