День, когда разорвался мир - [88]

В ветках большого дерева что-то щебетало и гудело. До меня доносились приглушенные звуки музыки и голосов.

Из листьев дерева вдруг появилась небольшая птица. Вокруг ее голубоватых крыльев росли листья, но, несмотря на это, она двигалась легко и безмятежно. Она уселась передо мной на парапет и защебетала, наклонив голову и наблюдая за мной.

– Ну, что же ты за красота такая? – прошептала я и моргнула от удивления, когда она прыгнула мне на руку.

Неужели все мутировавшие звери были такими доверчивыми?

– Я еще никогда не видела такой, как ты, – разговаривала я с птицей.

Я подняла руку, чтобы она могла улететь, и долго наблюдала за тем, как она порхала между ветками.

– Наверное, ты необыкновенный бегун, Элейн Коллинз, – произнес кто-то за моей спиной, и я сначала вздрогнула, но затем расправила плечи и обернулась назад:

– И почему?

Натаниэль встал рядом.

– Ты разговариваешь с животными-мутантами, – сказал он. – Ты смогла сделать так, чтобы беглый мальчик-грундер снова начал говорить. И, если меня не обманывают мои глаза, вы с Бэлиеном стали очень хорошими друзьями.

Я сжала губы. Мне сразу же стало понятно, на что он намекал.

– Тебя это не касается.

Натаниэль усмехнулся, выпустив при этом из руки несколько корней, будто бы неспециально, словно это помогало ему размышлять. Совершенно завороженная, я наблюдала за тем, как эти отростки ползли к ближайшей ветке и постепенно сливались друг с другом, образуя скворечник.

Я устало прислонилась к перилам. Необычайный бегун? «Я уже совсем не уверена в том, хотела ли я и дальше оставаться бегуном», – подумала я, но все же не решилась сказать об этом вслух.

– Разве ты не должен присутствовать при коронации? – спросила я.

– Посвящении, – поправил он. – Без меня они и не начнут.

Казалось, он был очень этим доволен.

– Гилберт в безопасности, – рассказала я ему, хотя думала, что это не имело больше никакого значения. – Если тебя это еще интересует. Он в Нью-Йорк-Сити.

Натаниэль кивнул:

– Конечно же меня это интересует. Я с нетерпением жду от него вестей.

Мои руки обхватили балюстраду. Я искала подходящие слова, что всегда давалось мне с трудом. Что касается риторики, то самой сильной в нашей семье была Лис.

– Как ты считаешь, стоит мне сказать ему об этом при встрече? Гилберту, я имею в виду. Скажи, а Санктум останется местом мира, о котором ты говорил?

Я увидела, как Натаниэль улыбнулся, словно ожидал этого вопроса.

– Желать мира и при этом защищать его – это не противоречие, – сказал он особенно мягким тоном, который напомнил мне голос Варуса Хоторна. – Скажи мне, Элейн Коллинз: а кураториум хоть когда-нибудь думал о том, что ему необходимо противопоставить что-то «Красной буре»? Годные к военной службе грундеры, использующие свои силы для того, чтобы защищать, – вот что я хочу для Санктума.

Я пристально посмотрела на Натаниэля, почти съежившись под интенсивным взглядом его изумрудных глаз. Когда я отвела свой взгляд, то заметила в кроне дерева какое-то движение – мелкое цветное сияние, которое я не могла распознать. Но выглядело оно великолепно.

– Если бы люди могли видеть этот город, – начала я, – возможно, они изменили бы свое мнение. – Я услышала смех Натаниэля, но продолжила холодным тоном: – Если мы расскажем территориям правду о вас… об этом городе и о других городах… если мы расскажем о мирных городах, то я уверена, что мы сможем сдвинуться с мертвой точки. Мы с Гилбертом могли бы поговорить с господином Хоторном. Сейчас он занимает пост верховного главы, руководителя всех кураториумов. Он прислушается к нам. Если бы вы помогли нам, то он был бы более открытым по отношению к мутантам.

– Но мы не мутанты, – сказал Натаниэль и гордо выпрямился в ответ на мой удивленный взгляд. – Это как раз то, что кураториум не хочет понять: мы граждане Санктума и мы свободные люди. Так чувствует себя каждый, кто живет здесь. Свобода важней расы, какого-то звания, всего. Твой кураториум осудит нас за это поселение, а нам и так слишком часто приходилось сбегать и начинать сначала… Ты веришь, что это место важно для нас? Санктум – это не просто место, не просто убежище, Санктум живет в наших сердцах. В каждой пульсирующей вене, в каждой измененной молекуле. Для такого бегуна, как ты, этот город – всего лишь город, координаты на детекторе. Для нас же Санктум означает свободу… и самоопределение.

Мне показалось, что в воздухе похолодало, и я покрылась гусиной кожей.

Самоопределение. Я никогда не была самостоятельной. Всю жизнь мной управляли другие люди. После того как умерла моя мама, я ничего так не хотела, как стать бегуном. Достичь своей цели. Представление об этом давало мне чувство защищенности.

А сейчас я чувствовала только то, что нахожусь в защитной оболочке, которая стала мне слишком мала.

– Дай мне попробовать, – попросила я снова, – прежде чем ты пошлешь свою армию. Дай мне попробовать найти мирное решение.

Натаниэль снова внимательно посмотрел на меня, и мне показалось, что он просвечивает меня насквозь, словно рентген.

– Ну хорошо. Попытай счастья с верховным главой. Если он согласится, я встречусь с ним. В каком-нибудь нейтральном месте.