День и ночь, 2011 № 03 - [173]

зажгись метель — в две теменные доли —

размокшая газета от зимы

летит по ветру как на договоре

такой вот местный теотиукан:

горчица перец — в полведра разора

две первых доли здесь весна видна

а в третью — не смешна —

идём по пояс

в земле в песке в пожарах и в быту

а в небе, распивая альфу с бетой,

пшеницы корни молятся на ту

в живое мясо прорастай в деревню

на всякий штиль — мерзавец смотрит — камень

глотает вечность — тихая собака

поест метель здесь в теоти-подольске

в колодцах небо восстаёт из праха

Маргарита Ерёменко [73] Метелью на стекле

В спутанных твоих волосах —

Летние мои дожди.

Тише сиди на часах,

Тише смотри, говори…

Потому, если тронется лёд,

Ускользнёт моя рука, ускользнёт,

Ускользнёт — не будет «ждёт» и «не ждёт» —

Просто — пока.

В переплётах неподшитых — подол…

Будешь петь — любить и пить — голосить,

Потому что, если тронется лёд,

То подаренных сапог не сносить.

Тихо льётся под осиновый кол

Горемычная вода — пустота,

И качается легко-прелегко

Тень твоя.

Твоя. Легка-прелегка.

* * *

К вечеру затоскуешь,

носом почти клюёшь…

Это ж во сне такую

выплачешь, засмеёшь —

ся колокольцем в омут —

не отводи глаза:

бледная, как икона,

страшная, как гроза.

Вон в телогрейке колет —

выстиралось бельё.

Господи, слева колет,

справа — опять поёт.

Господи — ночью счастье,

а по утрам — грехи.

То есть по нашей части —

ангелы да стихи.

* * *

Прогретые солнцем луга,

И, солнцем твоим прогретая,

Легка, совершенно легка,

И неразличимо — где ты и я.

Ещё не разлиты водой,

Раскрыты и вместе сложены,

Листвой говорю, листвой,

И паузы невозможны, и…

И руки, и голова,

И небо, и облако белое —

Листва, говорю, листва,

И тело твоё загорелое.

1

…до тебя из чужого сна —

коромыслом в руке — весна,

пересуды и груды посуды,

перекуры и боль одна.

Наклонилась и подняла.

Оступилась и полетела,

и раскрытое (скрытое) тело

полюбила и поняла.

Отложила. Дальше жила.

Только музыка не кончалась.

(Я люблю тебя. Я осталась).

Незажившие швы. Весна.

2

До тебя — из чужого сна —

незашитые швы — весна,

бесконечные перекуры,

пересуды и боль одна.

Я не помню, как я жила,

я не знала, что я умею,

я люблю, я живу, болею,

твоя девочка, мать, жена,

твоя соль на сырую рану,

неизбежность, одна, одна,

я упала, я снова встану,

и взорвусь в тебе, как весна.

* * *

…почему-то ты пишешь — не я —

и бумага свинцом разливается

по рукам и по красным полям —

заикается,

как язык у женщины той,

снизу на луну лающей, —

пережёвывает: постой!

на ещё!

потому что темна земля

Богу, сыну и тополя.

* * *

Вечно вот так вот первая

Заговоришь Богу:

Господи, Господи, белая

женщина и дорога…

И в запотевшее зеркало

Выдохнешь слово в слово:

Я ничего не сделала.

Я ничего плохого.

* * *

Любовь моя — тоже мне девочка —

Что из угла глядишь, выскочка?

На этот лист в клеточку,

На клетчатый плед в дырочку?

Ходишь по льду босая — и

Дрожь оживает под кожею,

Смотришь, рукой касаешься,

На дочку мою похожая —

Чудо моё влюблённое,

Толку просить, чтоб думала —

Губёшками обожжёнными

На молоко дула бы…

* * *

Дивная моя птица

чистое моё поле

солнце на трёх спицах

логины и пароли

вон Симеон рыбачит

весь в преподобном снеге

мальчики девочки значит

рыбы и человеки

птицы и всё святое

будет тебе — и сына

пусть засыпает открою

ёжики и малина.

* * *

Стеной стоит вода —

погода / непогода —

снег движется туда,

где коромысло входа;

где я к тебе иду

по лаковому насту,

по липовому льду,

по ласковому счастью.

Воздушны снегири

и трепетно взлетают;

а мы всё говорим,

себя перебивая.

* * *

Такое в ноябре обычно снится —

в глухом бреду, на грани полусна —

метелью на стекле взлетают птицы,

и чудится не осень, а весна.

И чудится, что голос не надорван,

что капает, не время, а вода;

твой шёпот слышен в лабиринтах комнат,

а комната тепла, как никогда;

и Анджелина Джоли, как мадонна

на постере, и смотрит в провода,

где птицы свой полёт осуществляют

в полнеба. И садятся иногда.

А я боюсь, когда они взлетают.

* * *

А ты говоришь: «Вставай!»

Усталый, голодный, злой,

Как запоздалый трамвай,

Как утренний дворник с метлой,

Сгребая сухую листву,

Не ведает, что творит —

Сжигает во сне листву,

А это весна горит.

И кучи ворочая, и —

В горящей идёт траве —

Усталый слепой глядит,

И — выключает свет.

* * *

Тихая моя — ты,

Грустная моя — я.

Праздники и цветы —

Девочка сентября.

Осень спалит нас —

Господи, твоих рук!

Господи, твоих глаз!

Господи, твоих…

Ульяна Лазаревская Сострадательный залог О новой книге Валерия Скобло

Голос моего современника… (Читаю книгу Валерия Скобло «Записки вашего современника». [78] и слушаю Леонкавалло. «Паяцы». Ария Канио. Очень созвучно.)

Современники и соотечественники, мы инстинктивно тянемся друг к другу. И нет другой речи, кроме поэзии, которая вернула бы нам… ну, хотя бы переживание общего горя. Стихи Валерия Скобло — речь ищущего сострадания и дающего сострадание. Камертон, настроенный по операм Верди. Только это — не Калабрия. Это Питер. Россия. Наша история — живая, как собственное трудное дыхание. Тяжело, тяжело дышать. И какое облегчение — почувствовать горячие сильные пальцы, братски сжавшие твою слабую, влажную от непомерного усилия ладошку. Такова эта книжка…

Мы так долго жили мирно,

Что забыли запах крови,

Сладковатый запах смерти…

Он совсем почти зачах.

Я-то помню: было дело,

Вволю, сладко повалялся,