День и ночь, 2009 № 05–06 - [4]

Редакция «ДиН»

Молитва

Убереги, Господь, от скверны и соблазна,

От милости врагов и подлости друзей,

От страха невпопад и сутолоки праздной,

От бешенства толпы и гнусности властей.

Пока жива любовь, не остуди желанья,

Дай до конца испить и яд её, и мёд.

В соль истины подсыпь хоть пригоршню незнанья,

Не то она тебя всезнанием убьёт.

Будь справедлив, Господь, к подонку и герою,

Не обдели теплом калеку и слепца,

Мне ж подари того, кого сама я стою,

И, подарив, оставь со мною до конца.

Лишь одного боюсь: что, если потакая

Желаниям моим, ты хватишь через край,

А я не откажусь (ты ж знаешь, я такая:

Мне мало полумер, мне всё, что есть, давай),

И счастья для меня окажется так много,

Так, к горлу подступив, заполнит всё оно,

Что, захлебнувшись им, я рухну у порога,

И жизнь.   но мне тогда уж будет всё равно.

* * *

Здесь

Здесь чёрен снег и белым не бывает.

А если и бывает — только день.

Здесь стронций всё живое убивает

И превращает в собственную тень.

Здесь над картиной суд вершат по раме.

К чужим кошёлкам здесь прикован взгляд.

Здесь видят в вас не то, что есть вы сами,

А то, что люди в спину говорят.

Здесь к часу пик — Разбой Великой Давки,

А к ночи страх ползёт из всех углов.

Здесь вносит жизнь нещадные поправки

В лишённый жизни бред беловиков.

На троне здесь подонки и невежды.

Кошмар здесь горше тем, что — наяву.

Здесь, потеряв последние надежды,

Смеясь сквозь слёзы, я пока живу.

* * *

После вечернего визита

День рожденья. День вхожденья

В пёстрый круг чужих друзей.

День любви и снисхожденья.

День морошки и груздей.

Спирт с «Анапой» вкупе льётся,

Всё лишая чётких черт.

Что под утро остаётся?

Зигмунд Ромберг и десерт.

Этот диск сентиментальный,

Как находка для души.

И последний акт — отвальный.

На такси иль так паши.

Было славно. Было мило.

Но и мыслью, и душой

Лишь с тобой весь вечер, милый,

Провела я, лишь с тобой.

Ты присутствовал незримо.

За спиной моей стоял.

Так всегда со мной, любимый.

Ты ведь понял? Ты ведь знал?

Огонёк зелёный тачки.

Поворот за поворот.

Мимо местной водокачки,

Мимо церковки — вперёд!

Всё в мозгу моём смешалось:

Грузди, Ромберг, и вино,

И морошка, и усталость,

И друзья чужие, но,

Отодвинув, как завесу,

Это действо, эту боль,

Ты меня в иную пьесу

Ввёл и на иную роль.

Там по воле режиссёра

Мы вдвоём в одной судьбе.

Где театр двух актёров —

Делать нечего толпе.

* * *

На Таймыре день полгода

И полгода ночь.

На Таймыре непогода —

Словом не помочь.

Словно белою попоной

Выстлана земля.

Белый ветер белым стоном

Выстудил поля.

В небо белые ступени,

Только кто шагнёт!

Ни собаке, ни оленю

Нет пути вперёд.

Но пурга уснёт, как лайка

У хозяйских ног.

И снежинок белых стайки

Лягут на порог.

И, отдавши дань азарту

(Больше ждать невмочь),  —

Ты, как лодку в волны, нарты

Бросишь в эту ночь.

Лай собак не сразу канет,

Постоит пока.

Без тебя на сердце камень,

А в душе тоска.

* * *

«Любят не за что, а вопреки».

Вопреки себе,

другим напротив.

Вот за что люблю я этот профиль?

И движенье нервное руки?

Вопреки рассудку, вопреки

Трезвому совету и заклятью.

Говорили: глупое занятье  —

Вслушиваться в поздние звонки.

Но противоборство выше сна,

Выше ваших квашеных советов.

Если выйдет на воду луна,

Как один ты расшифруешь это?

На воде луна, как вопль реки:

Лучик лучше б,

чем такая пустошь.

Любят не за что, а вопреки.

Любят не зачем,

а потому что.

ДиН антология Оскар Уайльд Возненавидев сумрака оковы

155 лет со дня рождения

Федра

Саре Бернар

Как скучно, суетно тебе теперь со всеми,

Тебе, которой следовало быть

В Италии с Мирандоло, бродить

В оливковых аллеях Академий.

Ломать в ручье тростник с мечтами теми,

Что Пан в него затрубит, и шалить

Меж девушек у моря, где проплыть

Мог важный Одиссей в своей триреме.

О да! Наверно, некогда твой прах

Таился в урне греческой, и снова

Ты в скучный мир направила свой шаг,

Возненавидев сумрака оковы,

Унылых асфоделей череду

И холод губ, целующих в Аду.

Перевод Николая Гумилёва

Сонет к свободе

Не то чтоб я любил тех бунтарей,

Тех юношей с безуминкой во взоре,

Что видят в жизни лишь нужду и горе;

Но этот вопль о Равенстве Людей,

О царстве Анархизма, о Терроре  —

Знакомой страстью мне волнует ум;

Иначе почему сей грубый шум

И ярости расплёсканное море

Близки душе? Пусть деспотизма Змий

Под свист бичей, под грохот канонады

Свободу душит — мне не всё ль равно?

И что мне до крикливых сих Мессий,

Всходящих умирать на баррикады?

Но — видит Бог! — мы в чем-то заодно.

Перевод Григория Кружкова

ДиН дебют Надежда Шибанова Путь через пески

Кнопки, которые вечно гнутся,

Острые плечи чужих дверей…

Можно свихнуться, совсем свихнуться

Или поплакать — и стать добрей.

И, расточая улыбки Будды,

Искренне верить, что всё решит

Этот булыжник, который будто

Где-то в груди у меня зашит.

* * *

Бродят ветки по стёклам, не зная того,

Что уснуть помешали кому-то.

Бродит яблочный сок, на душе у него,

У бродяги, — тревога и смута.

Я его понимаю, я тоже брожу

Вслед за тенью, но как-то не в ногу…

Нет, я зла не держу. И добра не держу.

Не держите меня, ради бога…

* * *

Листья опали. Сучки и плесень  —

Странно — но тоже в лесу прекрасны.

Вид увяданья весьма полезен:

Лес, из зелёного ставший разным,

Перегорая и выцветая,

Тратит последнее, что осталось,

На человека, что здесь мечтает

Так же достойно встретить старость.