День ботаника - [98]

– Ладно, отличилась… Он тебя не задел?

– Нет, только вот… – белка протянула ему хвост, отрубленный у самого основания.

– Ещё чуть-чуть, и отхватил бы ломоть от твоей очаровательной попки… – ухмыльнулся Бич, рассматривая трофей. – Какой тогда от тебя прок? Даже по заднице не шлёпнешь!

– Дурак такой! – Яська выдернула повреждённый аксессуар из рук насмешника. – Вот возьму и уйду прямо сейчас.

– Ну-ну, не сердись, я тебя и с половинкой люблю… ой! Полегче, сумасшедшая, я ж пораненный!

Вконец рассвирепевшая белка подскочила к обидчику и замолотила по груди маленькими острыми кулачками. Егерь, не ожидавший такого яростного нападения, выронил костыль и с хохотом повалился на траву.

– Повеселились? – Егор оттеснил жаждущую отмщения Яську и помог напарнику подняться. – Лучше думай, что с этой делать будем?

Четвёртый член разгромленного отряда – та самая, шедшая второй девица – пребывала в беспамятстве. Глаза закрыты, веки чуть заметно подрагивают, на лбу вздулась громадная сине-красная шишка. Егор сдвинул платок, прикрывавший лицо, и остолбенел, узнав золотолесскую библиотекаршу.

– Тяжёлый сотряс – поставил диагноз егерь. Он вложил в губы Лины два маленьких, с половинку ногтя, бурых комочка и застучал горлышком фляги о стиснутые зубы. – Повезло дуре, что такая твердолобая: рогатка у Яськи мощная, могла и череп пробить. Ничего, через пару часов очнётся, тогда и побеседуем. Заодно, и посговорчивее будет – пилюли у меня не простые, а с секретом..

Он повернулся к белке.

– Ясь, метнись до Шмуля, а? Если у него кто-нибудь сидит – пусть вышлет до нас. А то у меня что-то нога разболелась, Егор один с двумя калеками не справится. Да и трупы надо бы зарыть – не бросать же их на поживу зверью…

Белка уже отошла от приступа гнева. Она сверкнула на обидчика зелёными глазищами, отвернулась и стала подтягивать ремешки амуниции.

– Ты, эта… – егерь старался говорить ласково, даже заискивающе. – Ты в округе больше никого не заметила? Седрик-то сбежал. Он, хоть и подстреленный, но если найдёт своих – может опять заявиться.

– Нету тут никого. – буркнула белка. – Одна лодка, пять человек. Были бы ещё – я бы заметила.

И, подхватив отрубленный хвост, нырнула в завесу ветвей.

– Она бы заметила, клык на холодец. – подтвердил егерь, провожая её взглядом. – У белок чуйка похлеще, чем у любого охотника, а их самих заметить невозможно. Тоже, между прочим, дар Леса: они по самым опасным местам шастают, и если бы не это – давным-давно сожрали бы всех до единой.

Егор припомнил утреннее Яськино появление.

– А вот Нгуен её заметил.

– Сравнил! Из-за чего, думаешь, он у себя во Вьетнаме поссорился с бандитами, да так, что пришлось бежать в Токийское Болото? Нгуен служил на границе с Лаосом – ловил в джунглях караваны с опиумом-сырцом. У него, Студент, такая чуйка выработалась – любая ищейка сдохнет от зависти.

Егор опустился на корточки возле тела золотолесца. Закатал рукав – так и есть, предплечье забинтовано.

– Дай-ка нож…

– Ты это там чего? – егерь вытянул шею, заглядывая через плечо напарника. – Вскрытие решил произвести?

– Так, показалось кое-что. Дай нож, говорю, моим-то ты с подземником расплатился!

Он разрезал повязку и повернул руку вверх запястьем.

– Ошибочка вышла. Не тот.

– А кто должен быть?

Егор вытер лезвие о куртку убитого и отдал владельцу.

– Случилась одна история, за день до нашего выхода. Напал на меня в общаге какой-то тип, ну я его и чиркнул по внутренней стороне предплечья. Показалось, что это тот самый и есть, а теперь гляжу: нет, не он. Рана почти зажила – вон, даже швы сняли.

– А из-за чего напал?

– Да вздор, к делу не относится. Тем более, всё равно это другой.

– В Лесу раны заживают намного быстрее, чем за МКАД. Когда, говоришь, ты его подрезал?

– Восемнадцатого, кажется. В субботу.

– А сегодня двадцать пятое. Вполне могло и поджить.

– Ну, не знаю… гляжу вот сейчас – вроде и не он. Ты лучше скажи: что это за Шмуль, к которому ты Яську отправил?

– Ладно, твоя головная боль… – егерь засунул кукри в ножны. – Что до Шмуля – то это, Студент, занятная история. Тут, неподалёку, не доходя до Живописной улицы, стоит шинок. Самый натуральный, без подделок – кошерная еда, водка-пейсаховка, всё, как полагается. Шинкаря зовут Шмуль. Почему он поставил своё заведение не возле железки, или на берегу, а в такой жопе мира – загадка. Однако, факт: шинок стоит именно там, и знает о нём далеко не всякий, а только люди опытные, повидавшие. Я как-то спросил, в чём тут цимес – и знаешь, что он мне выдал?

Егерь откинулся к стволу дерева и заговорил, копируя выговор неведомого шинкаря, явно позаимствованный из одесских анекдотов:

«Молодой человек, вы спрашиваете, что делает еврей в таком трефном месте? Слушайте ушами, что я имею сказать. Знаете, почему евреи умные? Когда Создатель делал Свой Народ, он отбирал у них глупость. Так её же надо было куда-то потом поло̀жить! Поэтому он отбирал глупость у девятисот девяноста девяти евреев и отдавал её всю, чохом, одному, тысячному. И это уже был такой глупый еврей, что Небо смеялось и плакало, глядя на него. Да что небо – Молдаванка и Брайтон-Бич отродясь не видели такого шлемазла, а это, скажу я вам, чего-нибудь, да стоит…